Гимназия

Леонид Колгушкин

КОСТРОМА НАЧАЛА XX ВЕКА

ГИМНАЗИЯ

Костромская мужская гимназия,ул. Дзержинского (Всехсвятская). 1911/12уч. г. Фото нач. XX в.  

 Летом 1906 года мама подала прошение на имя директора гимназии о зачислении меня в приготовительный класс. Экзамены были назначены в первых числах августа. К этому торжественному дню мне был сшит новый костюм из серого гимназического сукна, но с нарушением форменного покроя. Вместо тужурки была курточка с резинкой снизу, а вместо длинных брюк были широкие штанишки до колен и тоже на резинке.

 Мы зашли в писчебумажный магазин «Костромич», где купили необходимые учебники и канцелярские принадлежности. Ранец с тюленьей крышкой был куплен мне раньше. Дома с друзьями у меня было много разговоров о гимназии, об экзаменах, и, в конце концов, весь разговор я сводил на новую фуражку, которую давал всем примерять.

 Новый учебный год в те годы начинался с 16 августа. Я опять в сопровождении мамы пошёл в гимназию. И меня сразу ошеломили шум и беготня нескольких сотен гимназистов всех возрастов. Мы шли уже через двор, так как ученикам через парадный вход проходить было воспрещено. В саду и на игровой площадке гимназисты играли в лапту, городки, футбол. Маленькие бегали по тенистым аллеям парка. За порядком следили классные надзиратели. Мы прошли в тот же коридор, где уже были во время экзамена. Вскоре всех новичков взяли в класс и рассадили за парты.

 Я попал на парту во втором ряду к окнам на Муравьёвку. Со мной был посажен Ваня Смирнов. Всего в классе оказалось сорок три человека, из которых два были второгодника - Геннадий Алякритский и Владимир Сальков. Они были выше каждого из нас больше чем на голову и старше на два-три года. 

 Помню, в октябре месяце, утром, к зданию гимназии стройными рядами подошли семинаристы, гимназистки Григоровской гимназии и учащиеся химико-технического училища имени Чижова с целью снять с уроков гимназистов старших классов, с тем чтобы отметить годовщину избиения участников митинга на Сусанинской площади 19 октября 1905 года. Напуганная революцией администрация гимназии препятствия не чинила и полицию не вызывала. Демонстранты вошли в актовый зал, развернув красные и чёрные флаги, и начали митинг. Старшие гимназисты с уроков были сняты и пошли в зал. Нас же из класса не выпустили, но урока нам не проводили. Мы смирно сидели за партами, хорошо слышали речи ораторов, а потом и пение: «Вы жертвою пали...» и «Марсельезу». Вскоре все разошлись по своим учебным заведениям.

 В этом же году мне впервые пришлось быть на общественной ёлке, которую организовали дамы-общественницы в том же актовом зале во время рождественских каникул. Ёлка была до самого потолка и освещалась маленькими электрическими лампочками, видимо, от батарей, так как в то время в Костроме электричества не было. Ёлка всё время крутилась. Это тоже вызывало восторг. Зал был украшен зелёными гирляндами из ветвей ёлки, по стенам, также в обрамлении ельника, были развешены картонные золотые щиты и гербы. Кругом - гирлянды флажков. Запах хвои смешивался с запахом дорогих духов, играл гимназический симфонический оркестр, угощали мороженным. Я был с мамой и с братом Володей.

 Всё было очень весело и ново для меня, но финал праздника несколько омрачился. Все получили пакеты с фруктами, орехами, конфетами, пряниками, а в конце вечера ёлку умышленно повалили на пол и устроили «свалку», разрешив себе снимать с ёлки игрушки, какие кому нравятся. Вот тут-то, из-за своей скромности и малоподвижности, мне получить ничего не пришлось. Брат же снял маленького металлического коня. Мне было очень обидно за себя, но всё же этот праздник остался мне очень памятным на всю жизнь. <...>

 Быстро шло время. Прошла Масленица, наступил Великий пост, пахнуло весной. Для меня же явилась новая забота - предстояло идти на исповедь и причастие, так как после Пасхи нужно было представлять в гимназию справку из церкви. Причащаться я любил, так как там давали попить тёплого красного вина, хотя и разбавленного водой, а вот как исповедоваться, о каких грехах говорить попу - это было для меня большой задачей. Но всё сложилось очень хорошо. Мама повела меня в церковь Бориса и Глеба, где отец Александр Андроников детей не заставлял рассказывать о своих грехах, а говорил сам, что надо делать, как почитать своих родителей и наставников, как любить Бога, царя и прочее. Потом накрывал исповедуемому голову епитрахилью и читал молитву. На другой день мы торжественно принимали «тело и кровь Христову». А там уж начинались весёлые пасхальные каникулы, ледоход на Волге - весна! 

Церковь Бориса и Глеба на Муравьёвке. 

 Все учащиеся, поступавшие из приготовительного класса, зачислялись в первое отделение, а остальные во второе. Первое отделение почему-то считалось привилегированным, видимо, потому что туда же зачислялись пансионеры из дворян, а также дети видных и чиновных костромичей.

 Двадцатого мая кончался для меня первый гимназический учебный год. Вступительные экзамены в первый класс трудности не представляли, я их успешно выдержал и стал уже настоящим гимназистом.

Здание мужской классической гимназии на Всехсвятской улице. Начало XX века.