Первая Плевна и 19-й пехотный Костромской полк в Русско-турецкую войну 1877-1878 года.

Подполковник Присненко.

Первая Плевна и 19-й пехотный Костромской полк в Русско-турецкую войну 1877-1878 года. –

СПб: Экономич. Типо-литография. Вас. Остр., 13 л., Иностранный пер., д. № 4., 1900. – 31 с.

Дозволено цензурою. С.-Петербург. 4 июня 1900 г.

Предисловие.

Ряд статей, появившихся в военной литературе за последнее время, по поводу возникновения Плевны, свидетельствует о том, что вопрос этот, как имевший большое значение на ход кампаний 1877–78 годов, продолжает еще и теперь интересовать военных писателей.

Такие выдающееся таланты, как генерал Воронов в своей статье, помещенной в «Военном Сборнике» за нынешний год, полковник Мартынов в брошюре «как возникла Плевна» и другие писатели, хотя и выяснили в достаточной степени операции первой Плевны, но несомненным является все-таки тот факт, что некоторыя подробности, имевшия связь как с общим положением дел под Плевной, так равно и касавшиеся частной стороны отдельных частей войск, – выпущены, за неимением, вероятно, материалов.

В виду сего, я как очевидец Плевненскаго боя 8 июля и свидетель предшествовавших этому бою событий, беру на себя, в интересах истины, смелость представить свои заметки (воспоминания) о первой Плевне на разсмотрение и суд читателей, прося благосклоннаго их снисхождения к своему первому литературному труду. Приэтом позволяю себе сделать оговорку что одна из главных побудительных причин моего разсказа о Плевне есть та, чтобы путем печати внести правдивую страницу в летопись родного мне Костромскаго полка.

Автор.

ПЕРВАЯ ПЛЕВНА И 19-й ПЕХ. КОСТРОМСКОЙ ПОЛК.

Захват Гривицкого редута

Имея целью не утруждать внимания случайнаго читателя, начинаю разсказ со знаменательнаго для полка дня, дня полкового праздника 29 июня. Делаю это потому, что с этого времени, как ближайшаго ко дню важнаго события 8-го июля, составляющаго предмет моего разсказа, пробуждалась иная, так сказать, нервная жизнь полка, когда стало заметно, что пульс его бьется уже не прежним ровным ударом, а застучал тревожным, смелым порывом энергии, как признак готовности безропотно отдать свою могучую силу на служение Престолу и Родине.

Радостный день полкового праздника 29 июня был проведен скромно на биваке у д. Пятикладенцы. Настроение офицеров и солдат не оставляло желать ничего лучшаго: веселыя лица, шутки и желание скорой встречи с неприятелем были неподдельны. Не замечалось ни у кого: ни гнетущаго душевнаго состояния, как признака рокового предчувствия, ни излишняго бравирования, ни особой болтливости. Даже как-бы отсутствовали обычные любители праздничных увлечений. В общем получался отпечаток чего-то серьезнаго и какой-то восторженности, не переливавшихся через край.

В полдень 30 июня полк выступил в д. Болгарени, откуда, после двухчасового отдыха, продолжал движение к д. Турскому-Трестянику, куда и прибыл на разсвете 1-го июля. Hoчной марш по незнакомым, мало удобным дорогам, по всхолмленной местности, оказался утомительным. На биваке у Турскаго Трестяника к полку присоединилась 5-я батарея 31-й артиллерийской бригады, взамен откомандированной 6-й батареи 5-й артиллерийской бригады и казачий Кавказской бригады дивизион, прибывший к означенному пункту раньше полка. Составленный, таким образом, небольшой отряд из 2-х баталионов (* 3-й баталион оставлен был в дер. Болгарени прикрывать 13-й артиллерийский летучий парк), 8-ми орудий и 2-х сотен казаков, под общим начальством полковника Клейнгауза, предназначен был охранять тыл 9-го корпуса, опперировавшаго под кр. Никополь. Первые четыре дня стоянки, в период с 1-го по 5-е июля у д. Typский Трестяник, были скучными и однообразными; ничто не напоминало о неприятеле, котораго еще никто из нашего полка не видел. Принятыя меры охранения по уставу полевой службы (цепи парных часовых, караулы и дежурныя части) казались ненужными: все было спокойно.

Несмотря на казавшуюся излишней осторожность по отношению к неопасному сонному врагу, роты несли сторожевую службу удовлетворительно (не могу сказать, чтобы образцово). Было два случая, когда, кроме бивачных караулов, сторожевая цепь не выставлялась.

Нужно полагать, что тем же пренебрежением к врагу были увлечены и две сотни казаков. Говорю так потому, что были к тому все признаки: казаки поместились очень удобно в отдельном огороженном со всех сторон, дворе, посылая изредка и, вероятно, на небольшое разстояние, разъезды, не открывшие присутствия неприятеля, пробиравшагося, как оказалось впоследствии из кр. Никополя в г. Плевну отдельными партиями в течении предпоследних двух дней 4-го и 5-го июля. Это подтверждается тем, что когда команда конных фуражиров нашего полка, отправилась в полдень в ближайшую деревню, то встретилась там с небольшой партией регулярной турецкой пехоты, очевидно отдыхавшей. Испуганные фуражиры вразсыпную прискакали на бивак, объявив о виденном ими.

Поднятый по тревоге полк двинулся в указанном направлении, но турок не догнал – они ушли, вероятно, напуганные, в свою очередь, неожиданной встречей с фуражирами. Казаки наши, отправившиеся на розыски турецкой пехоты, также не открыли следов ея. По показаниям же болгар много неприятельских партий, состоявших исключительно из пехоты, прошло через ближайшия деревни в Плевну, особенно в ночь с 4-го по 5-е июля.

Очевидно, то были части Никопольскаго гарнизона, успевшия во время сдачи этой крепости прорваться на дорогу вдоль праваго берега Дуная. Эпизод этот оживил несколько однообразную стоянку отряда и пробудил в нашей коннице некоторую деятельность, выразившуюся в том, что перед нашими глазами чаще стали маячить папахи казачьих разъездов.

Никаких сведений о плевненском гарнизоне мы не имели и даже о падении кр. Никополя узнали случайно от жителей болгар. Достоверное известие об участи Никополя мы получили лишь 6-го июля от офицера, который был командирован полком того же 6-го июля с приказанием, разыскать штаб дивизии и доложить начальнику дивизии о неимении в полку провианта.

Выехавши на разсвете указаннаго дня, поручик П., в сопровождении 4-х казаков, которых с трудом добыли в казачьем дивизионе, несмотря на двукратное приказание начальника отряда (командир дивизиона ставил причиной отказа, дать конвой, чрезмерное утомление казаков), направился по дороге на д. Вербицу, м. Бресляница и далее на д. Мысылеу на р. Осме.

Поручик П., но пути следования в штаб дивизии, собрал сведения о силе плевненскаго гарнизона, исчисляемаго местными жителями, приблизительно, в 6 тысяч, о чем и доложил начальнику дивизии на биваке у д. Джурно-село, вблизи р. Осмы, под Никополем.

После обычных разспросов о стоянке полка и «что новаго», офицер этот был отправлен в кр. Никополь с приказанием явиться в корпусный штаб и, получив оттуда спешный пакет, поручик П. возвратился обратно в штаб дивизии. Пакет, адресованный начальнику дивизии, заключал в себе распоряжения для предстоящаго на 7-е июля движения и атаки г. Плевно.

По получении от начальника дивизии некоторых указаний, касающихся передвижения полка на 6-е июля и запечатанный пакет для вручения командиру полка, – поручик П. выехал в три часа дня обратно к месту бивака полка, куда и прибыл около 7½ час. вечера того же дня. В исполнение полученнаго приказании, наш отряд должен был немедленно выступить к д. Парадим, что у Плевно – Рущукскаго шоссе, притянув к себе из дер. Болгарени 3-й баталион, прикрывавший 13-й летучий артиллерийский парк.

Собравшись по тревоге отряд, в 8-м час. вечера, в сопровождении проводников, выступил и в 2 часа ночи прибыл к д. Парадим, куда с разсветом пришел и наш 3-й баталион.

Отряд бездействовал у дер. Парадим до 12 час. дня 7-го июля. Это было вызвано, очевидно, тем, что для одновременной атаки, назначенной на 7-е июля, нужно было выждать подхода 17-го Архангелогородскаго и 18-го Вологодскаго полков, которым надлежало сделать большой переход из пунктов их биваков, находившихся у дд. Градешти и Шамли.

В 12 часов дня наш отряд снялся и в 3 часа пополудни прибыл в дер. Сгалунца (Сгалевицы), где, на возвышенном плато, имея деревню в тылу, а перед фронтом глубокую, с пологим противоположным берегом, балку, начал распола¬гаться биваком. Не успели солдаты раскинуть свои палатки (около 3½ час. пополудни), как на горизонте противоположной стороны балки, т. е. со стороны фронта бивака, начали показываться всадники в папахах, сначала в количестве 10–15 человек, а затем, минут пять спустя, число их увеличилось до 50 – 60 чел. Принимая их за своих казаков, наши офицеры, составившие случайно группу впереди бивака, наблюдали в бинокли и любовались лихой скачкой грациозных всадников, разсыпавшихся по полю на большое разстояние. Скоро послышались выстрелы, а глаз стал ясно различать перебегание каких-то людей между копнами сложеннаго в поле хлеба. Но нам все казалось, что это джигитуют разъезды наших казаков, у которых, вероятно, проснулся дикий, как их природа, дух неудержимой свободы и забушевала кровь вольных сынов Кавказа. Да и странно было бы предположить, чтобы в виду внушительнаго отряда, в разстоянии каких-нибудь 300–400 сажен, неприятельская конница, обыкновенно трусливая, позволила бы себе подобную дерзость и притом на глазах нашей конницы, стоявшей спокойно позади батареи, не в конном строю.

Пленный башибузук

Но невероятное оказалось возможным: то были башибузуки и черкесы. Слышанные же нами выстрелы и беготня людей между копнами скошеннаго хлеба была зверская расправа над болгарами хлебопашцами. Покончив с ними, черкесы бросились к нашему биваку, остановились в шагах 800-х и, разсыпавшись по опушке редкаго кустарника, открыли с коней пальбу. Только тогда, когда над головами своими услышали свист первых пуль, мы убедились в своей ошибке. Вызванная начальником отряда, полковником Клейнгаузом, 2-я стрелковая рота, продвинувшись шагов на 300 от бивака, разсыпалась по скату и открыла огонь. Черкесы продолжали перестрелку, ранив одну лошадь казака, находившагося посыльным при командире 3-й линейной роты, который вел свою роту на аванпосты. 2-я стрелковая рота, начавшая наступление, не могла скоро перебраться по дну балки, покрытой густой колючею зарослью. Обидно было видеть свое безсилие отогнать от бивака назойливых храбрых джигитов, успевших, конечно, высмотреть все, что требовалось для военных целей. Подобный смелый налет горсти всадников можно считать редким образцом разведки. Но минуты гнетущаго состояния продолжались, а конница наша по прежнему держала лошадей в поводу. Вывел лишь нас из затруднения командир батареи, полковник Седлецкий, прислав спросить начальника отряда: будет ли выдано свидетельство на выпущенные снаряды и, получив утвердительный ответь, открыл огонь из батареи. После перваго же выстрела черкесы разсеялись и умчались. Когда фигуры их приняли вид точек, то обе наши сотни отправились преследовать врага спокойным неторопливым аллюром. Спустя 35-40 минут, казаки благополучно вернулись (стрельбы не было слышно) с извещешем, что преследование они вели до тех пор, пока не наткнулись у дер. Гривица на пехотный бивак турок. Принимая в разсчет виденную нами быстроту движения сотен и время пробега (35-40 минут в оба конца) нужно полагать, что усмотренный ими турецкий бивак должен был находиться от нас не далее 4-5 верст; между тем, на другой день, при следовании отряда на дер. Гривнца (8 верст от дер. Сгалунца) к Плевне, нигде не было замечено следов бывшаго бивака, и его безусловно не было на пространстве между дд. Сгалунца и Гривица, что подтверждали и жители болгары. Сказанное подтверждается, до некоторой степени, и сведениями по турецким источникам, из которых можно сделать предположение, что в то время, когда производилась разведка нашей конницей 7-го июля, у д. Гривица стоял небольшой турецкий отряд, всего лишь баталион с артиллерией и кавалерией (1. Соч. маиора турецкой службы Таль-Эта, стр. 19.) и притом отряд этот расположен был, нужно думать, в западном или же в северо-западном направлении от вышеуказанной деревни, т. е. значит не на линии ея, так как иначе он очутился бы вне своих аванпостов, которые стояли у турок 7-го июля па высоте Иосгадскаго укрепления (2. Соч. его-же, стр. 14-я. При дальнейшем изложении я буду ссылаться как на этого автора, сочинения котораго переведены на русский язык подпоручиком Абдурахманом, так равно и на другого автора Музафер-паша (Mouzaffer pascha).) и только вечером того же дня означенный отряд был усилен тремя баталионами с артиллерией, не считая при этом двух баталионов, назначенных на сторожевые посты (3. Таль-Эт, стр. 15).

Если на основании изложеннаго предположить, что турецкий отряд находился 7-го июля не на линии восточной окраины дер. Гривицы, а несколько сзади, то, следовательно, оба отряда: наш – у Сгалунцы и турецкий – у Гривицы, были разделены почти девятиверстным разстоянием. Следовательно, сколько нужно было времени, чтобы сделать основательную разведку, – ставлю вопрос. Приведенное мною разстояние, между дер. Сгалунца и тем пунктом, где по разсчету мог находиться турецкий отряд 7-го июля, взято много с плана окрестностей гор. Плевны, приложенному к соч. Куропаткина «Ловча – Плевна». Если описанное столкновение – перестрелка с черкесами и преследование их нашей конницей можно считать разведкой, то где же результаты ея? (4. В заметках бывшаго начальника 5-й пехотной дивизии полковника Попова на стр. 7 и 8 упоминается о разведке 7-го июля, что, вероятно, основано на донесениях, полученных от конницы). Видны они разве только в том, что сотни вернулись невредимы после преследования, не вызвав ни одного даже шального выстрела, да в том еще, что на глазах отряда горсточка черкесов с башибузуками обезглавила и изуродовала до полутора десятка болгар. Из них мертвые остались на родном поле, а искалеченные добрались ползком на бивак и, в потере сознания, истекая кровью, могли лишь тяжелым стоном выразить свои мучения. Оказанная нашими врачами помощь страдальцам была для многих из них уже ненужной.

Останавливаясь снова на действиях конницы, невольно приходит в голову: неужели она нуждается в подробных рецептах начальника отряда для своих прямых и несложных обязанностей: узнать, что делается впереди. И неужели так дорог каждый лишний шаг коннаго состава, что без приказания двинуться с места – преступно? В данном случае, дело складывалось весьма просто. Отряд, двигаясь из д. Парадим в дер. Сгалунца, охранялся конницей; разве не могла она, будучи уже на свободе, выпущенной из рук начальника, открыть близость неприятеля, хотя бы той же полсотни черкесов, не допустив их к нашей пехоте. Наконец, имела-ли она право прекратить охранение в то время, когда отряд не утвердился еще на биваке и цепь сторожевых постов от пехоты не была выставлена. Невозможно же предположить, чтобы начальник отряда отдал приказание убрать разъезды преждевременно, не выслав сторожевого охранения, словом, сделал бы непростительную оплошность. Если допустить даже другой, также невероятный случай, чтобы нашелся такой начальник, который забыл о существовании у него кавалерии, то и тогда хорошая конница сама просилась бы на разведку, а самая плохая не могла не знать азбуки дела, что без смены разъезды не должны прекращать службу сторожевой охраны. Затем, могла ли лихая конница спокойно видеть возмутительную дерзость черкесов пред фронтом бивака.

Спустя час после отражения неприятельских смельчаков, мы услышали орудийную стрельбу в северо-западном направлении. Предполагая, что и в другом нашем отряде, направлявшемся на Плевну, происходит такая же незначительная перестрелка, какая перед этим была у нас с турецкой кавалерией, никто не обратил особаго внимания, тем более, как все уже знали, что на Плевну надвигается четыре полка нашей кавалерии (3 казачьих и 1 уланский) и что, следовательно, с такой конной силой трудно ожидать какой-либо нечаянности. Но увы! мы обманулись. Слышанная нами орудийная пальба, как оказалось впоследствии, была не пустая забава, а нечаянная боевая встреча нашей 1-й бригады с турками на левом их фланге у Буковлекских высот.

Бригада эта, двигаясь на д. Вербица, не попала в нее, благодаря неточности имевшейся для руководства единственной карты, а уклонившись несколько к западу и, столкнувшись неожиданно с турками, вынуждена была преждевременно вступить в бой и притом на неудобной для себя позиции; это было приблизительно около 4½ час. пополудни.

Не получая никаких известий о положении Костромского полка, к которому в полдень того же числа отправлены были из штаба дивизии с казаками две записки, недоставленныя, как оказалось впоследствии, за неразысканием полка, – пришлось завязавшееся с неприятелем дело, ограничить лишь первым периодом – усиленной рекогносцировкой.

Бригада заночевала на занятых позициях в виду неприятеля, вступив в горячий бой с разсветом следующаго дня.

Не говоря уже о том, что подобная неожиданность предполагает отсутствие должнаго охранения и разведки далее в ближайшей к войскам полосе местности, но усматривается притом и отсутствие связи, ибо оба отряда, разделенные между собою 14-15-ти верстным разстоянием, не были извещены о том, что происходило у них 7-го июля.

Если на этот упрек можно еще допустить какое-либо оправдание, как, например: неполучение на это приказания или невозможность разыскать разбросанные отряды (последнее обстоятельство имело место 7-го июля, о чем уже сказано выше) и т. п., то, спрашивается, какое же оправдание может быть предъявлено в том, что целый корпус Османа-паши, состоявший из 22-х батальонов, девяти батарей и пяти эскадронов, совершая фланговый марш из кр. Видина с 1 по 7-е июля, прошел незаметно в Плевну и был для нас в день боя 8-го июля печальной неожиданностью (соч. Таль-Эта, стр. 8 и 9). Неужели корпус турецких войск уподобился иголке, которую трудно было найти? А ведь оказывается, если всмотреться в карту, что Осман-паша, идя в Плевну через Метрополь, о чем говорит приведенный автор (стр. 13), находился, по разсчету, в близком соседстве с нашей конницей и далее в районе той полосы местности, которую надлежало освещать.

Странно то, что начальник плевненскаго гарнизона Атыф-паша, располагая до 7-го июля всего лишь одним эскадроном, не считая ополчившихся жителей и башибузуков, выслал этот эскадрон 6-го июля на разведку, и сей последний не убоялся удалиться почти на 16 верст и встретить у Метрополя войска Османа-паши, как говорит об этом Таль-Эт (стр. 13). Показание о численном составе войск Османа-паши, времени их выступления из Видина и прибытие их в Плевну подтверждается и другим турецким автором Музафер-пашей (стр. 4, 5, 9, 10 и др.).

И никем не тревожимый, корпус Османа-паши бивакировал 6-го июля в 15 верстах от Плевны, а на другой день 7-го июля благополучно втягивался в нее (соч. Таль-Эта, стр. 14).

Я не тревожил бы вопроса, еслибы он не имел связи с действиями полков 5-й пех. дивизии, поплатившихся потоками крови в неравном бою 8-го июля.

Но возвращаюсь к продолжению разсказа: бой 8-го июля происходил на двух участках, разделенных первоначально 6-8-ми верстным разстоянием: на Северном – у Буковлекских высот и на Восточном –между д. Гривицей и г. Плевной.

Для ясности разсказа предпошлю краткое описание окрестностей Плевны с ея укрепленными позициями и приведу сведения о численном составе защитников к указанному дню. Плевна, промышленный город Придунайской Болгарии, узел дорог, ведущих от более или менее важных пунктов со стороны Дуная к Балканским проходам. В разстояниях, считая от Плевны, это выразится так: до крепости Никополя около 35 верст; до крепости Видина, через г. Лом, около 170; до Систова – 60; до Ловчи – 34 и до г. Софии, через Орхание около 165 верст.

Местность вокруг Плевны живописная - это балканские отроги, идущие с юга на север, обрываясь у праваго берега Дуная. С западной стороны протекает р. Вид, через которую в некоторых местах можно перейти в брод. Самый город Плевна находится в котловине, а с трех сторон: с севера, востока и юго-востока расположены подковообразно высоты, имеющие превышение над уровнем р. Вид до 700 футов. Высоты эти, как и котловины, покрытыя ореховыми деревьями, разнаго рода кустарником и виноградниками, имеют мягкую форму. Высоты же более резких очертаний будут: на северо-востоке, – Янык баир, в разстоянии трех верст от города; на востоке, в разстоянии четырех верст – Гривицкия высоты, соединяющиеся с Пелишатскими; затем в разстоянии 2½ верст на север, несколько западнее Янык-баира - цепь Буковлекских гор и, наконец, на северо-западе, в пяти или шести верстах – Опанецкий хребет, стоящий совершенно отдельно и упирающийся в реку Вид. Как видно из описания, местность удобна для обороны на три фронта для отряда силою не меньше дивизии. Ко дню 8-го июля окрестности г. Плевны были уже укреплены; правда, тогда еще не было таких редутов, гигантов современнаго инженернаго искусства, какие возникли впоследствии, но тем не менее и 8-го июля пришлось уже оценить значение лопаты, как оборонительнаго инструмента, в умелых руках турок.

Работы по усилению позиций начались, вероятно, с 27 июня т. е. с того дня, когда прибыл из кр. Никополя, под начальством Атыф-паши отряд из трех баталионов, 4-х орудий и одного эскадрона и вытеснил наш казачий отряд, занявший Плевну 26 июня (соч. Таль-Эта стр. 5-я). Подробности перваго занятия Плевны 26 июня казаками и выступление оттуда турецкой обезоруженной роты с лазаретом и обозом весьма интересны и отмечены Таль-Этом на стр. 4-й в примечании 2-м его сочинения.

Отряд Атыф-паши, подкрепленный 5 и 6 июня еще шестью баталионами, высланными Османом-пашой на марш (Таль-Эт. стр. 11), имел возможность возвести оборонительныя линии окопов.

К 8-му июля были сооружены: на восточном фронт «Иосгадское укрепление», из котораго впоследствии вырос сильной профили Гривицкий редут № 1 (* Относительно Иосгадскаго укрепления показания Таль-Эта несколько сбивчивы. Нужно думать, что под этим же названием было еще одно укрепление на юго-восточном фронте): укрепление это прикрывалось несколькими рядами траншей. На юго-восточном фронте к стороне праваго оборонительнаго фланга были устроены также ряды окопов, протянутые до Плевно-Ловчинскаго шоссе. На северном фронт находилось укрепление, переделанное впоследствии и названное редутом «Сулейман-паша Taбия», а в тылу Иосгадскаго укрепления, в промежутке между сим последним и редутом Сулейман-паша Taбия, находилось укрепление, названное после «Баш Табия», о которое долго разбивались усилия турок вырвать его обратно из рук Костромскаго полка 8 июля. Окопы же слабой профили, которыми в изобилии, в знаменательный день боя, были унизаны хребты и седловины плевненских высот, были сооружены турками, вероятно, накануне боя ночью, так как разумнаго применения их не замечалось.

Достоверность всего этого подтверждается очевидцами, показанием болгар и затем сведениями, извлеченными из труда генерала Куропаткина (ч. 1-я стр. 261) и сочинением Таль-Эта (стр. 14). Вообще же этот последний мало распространяется о работах по укреплению плевненских позиций к 8 июля.

Как сказано уже, 27 июня прибыл в Плевну из кр. Никополя отряд Атыфа-паши в составе 3 баталионов, 4 орудий и 1 эскадрона гвардейских казаков (Таль-Эт стр. 5-я). Затем, выступивший из Видина 1июля, корпус Османа-паши, в составе 19 баталионов, 9 батарей и 5 эскадронов, начал окончательно втягиваться в Плевну с утра 7-го июля (Таль-Эт, стр. 8 и 14). На пути к Плевне Осман-паша притянул к себе из Рахова еще 3 баталиона (Таль-Эт, стр. 9). Таким образом, по турецким источникам, отряд Османа-паши в Плевне к вечеру 7-го июля состоял из 25 баталионов, 10 батарей и 6 эскадронов.

С нашей же стороны для действий против Плевны было назначено два отряда: Северный – в составе двух пехотных полков (17-го Архангелогородскаго и 18-го Вологодскаго) двух конных полков (Донского №9 и Бугскаго Уланскаго) и четырех пеших батарей 5-й артиллерийской бригады, и Восточный – в составе 3-х баталионов 19-го Костромского полка с одной батареей (5-я батарея) 31-й артиллерийской бригады; всего, следовательно, для атаки плевненских позиций двинуто: 9 баталионов, 40 орудий и два конных полка, не включая в этот состав Кавказской казачьей бригады, которая не принимала участия в бою 8 июля, ибо должна была маневрировать.

Восточный отряд имел целью – движение из дер. Сгалунца на д. Гривица для атаки плевненских позиций с востока совместно с Северным отрядом, который наступая через м. Бресляница на дер. Вербица. имел целью атаку севернаго фронта; причем оба отряда, двигаясь в указанных направлениях могли конечно соединиться в день боя, хотя бы в сфере огня, но соединение это не произошло, и оба отряда действовали порознь. Главной причиной к тому было то, во-первых, что Восточный отряд стал на бивак 7-го июня не на Плевно-Рущукском шоссе, у котораго на карте показана д. Сгалунца, а южнее шоссе почти на 5 верст и, во-вторых, то, что северный отряд, двигаясь на дер. Вербица, о чем сказано было выше, уклонился несколько к западу. Таким образом, первоначально предполагаемое по разсчету разстояние между отрядами удвоилось.

Заканчивая описание действий 7-го июля, остается повторить, что Северный отряд, после сделанной им усиленной рекогносцировки, заночевал на занятых им позициях у Буковлекских высот (Донской № 9 полк, занимавший в полдень 7-го июля д. Рыбино, был притянут к правому флангу боеваго порядка, где и действовал), а Восточный отряд, не тревожимый больше черкесами, стоял спокойно в полном неведении у д. Сгалунца, куда незадолго перед наступлением сумерок прибыла вся Кавказская казачья бригада с ея артиллерией и расположилась на ночлег в тылу бивака полка, за его обозом. Не выбрасывая сего последняго факта из свитка своих воспоминаний невольно снова волнуешься вопросом: почему эта грозная конная сила, слыша в северном отряде орудийные выстрелы, не пошла на, них, а ведь по разсчету и времени и разстояния она не могла их не слышать, и тонким казачьим чутьем не могла не разгадать важнаго значения своевременной помощи. Но бригада очевидно маневрировала, хотя, странно, почему она, в таком случае, не заняла в тот же день д. Тугеницу, куда ей надлежало передвинуться согласно приказанию, как это видно из записок бывшаго начальника штаба 5-й пехотной дивизии полковника Попова.

Итак, если отметить еще, что 7-го июля к Восточному отряду присоединился 13-й летучий артпллерийский парк, то этим заканчивается все то, что совершилось накануне 8 июля в означенном отряде, к которому я снова приковываю свое внимание.

Наступила тихая звездная ночь. Легкою мглою затянулись низы лощин и балок. Воздух дышал приятной после дневной жары прохладой. Очертания, стоявшаго на горе, бивака виднелись ясно; на нем притихло и казалось уснуло все; долго лишь мерцал огонь в палатке нашего командира, ожидавшаго, видимо, приказаний из штаба дивизии. Около 3-х часов утра у ставки его слышался говор и фыркание лошадей – то были казаки, доставившие, наконец, ожидаемое приказание для предстоящаго боя.

В 4 часа утра отряд был поднят; баталионы торопливо одевались и строились; артиллеристы на рысях вели к водопою лошадей. Вскоре, при слабом свете занимавшейся зари, мы увидели вышедшаго из палатки красавца командира. Осанистый вид его и спокойный движения были по прежнему те же. Подозвав к себе через дежурнаго по полку старших офицеров, он неторопливо отдавал им свои приказания.

По прочтении полковым священником напутственной молитвы (облачения были уже уложены в обозе) отряд тронулся в 4½ часа: пехота, в колонне по отделениям, в порядке старшинства баталионов, а батарея, в одно орудие между 1-м и 2 баталионами; голову всей колонны прикрывал дивизион кубанцев. Обозы полка, батареи и 13-й артиллерийский парк остались на биваке, под прикрытием двух рот 11-й и 12-й.

Не успела колонна вытянуться, как послышались орудийные выстрелы в том же направлении в каком слышали накануне. Стало ясно, что наш Северный отряд вступил уже в бой.

Офицеры заметно встревожились при мысли, что мы опаздали и что Плевну возьмут без нас. Предположение это перелилось и к солдатам и оно стало общим; все заговорили, заволновались, адъютанты и конные ординарцы замелькали вдоль колонны с передачей каких-то приказаний. Возбужденное состояние солдата выразилось в нервном ускоренном шаге, вследствие чего через полчаса, приблизительно, голова колонны догоняла уже шедший впереди казачий дивизион, и с этого времени хвосты лошадей не скрывались более из глаз передового баталиона.

После полуторачасового марша, отряд торопливо подходил к д. Гривица, расположенной в лощин, по продолжению которой пролегала наша дорога. Солнце поднялось и обещало жаркий день (* Около 8 часов утра жара доходила до 30°). Орудийная кононада на правом фланге слышалась уже явственнее и все учащалась, и изредка отчетливо раздавались глухие ружейные залпы. Окружавшие полковника Клейнгауза штабные офицеры весьма назойливо выражали свое прежнее предположение о нашем опаздании, что видимо начинало волновать и невозмутимаго командира. Не доходя 3/4 версты до д. Гривица в то время, когда голова колонны вышла из-за выступа соседней с левой стороны высоты, раздался первый неприятельский орудийный выстрел. Не разорвавшаяся граната упала в промежуток между 1-м баталионом и казачьим дивизионом. Этот последний, пораженный неожиданностью разсыпался в стороны. Не успел раздаться второй выстрел, как 1-й баталион, перейдя в строй по ротно и выслав в цепь 1-ую стрелковую роту, двигался бегом полуоборотом вправо к стороне Севернаго отряда, а батарея, свернув также вправо, подымалась на близь лежавшую высоту. Вслед за этим раздался второй выстрел, после котораго неприятельская батарея вела уже редкую стрельбу, не причинив пока отряду никакого вреда. Когда очистилось место 2-му баталиону, то он, продолжая движение, начал также на бету перестраиваться по ротно и, выслав в цепь 2-ую стрелковую роту, скоро очутился на линии 1-го баталиона и даже немного опередил его. Три роты 3 баталиона составили общий резерв за левым флангом. Батарея успела стать на позицию и открыла ответный огонь. Выстроив поспешно боевой порядок, полк, по приказанию командира, продолжал наступление бегом, и в то время когда цепь и передовыя роты 2 баталиона начали спускаться в Гривицкий овраг, извилисто протянувшийся к северу от означенной деревни, оне были встречены из окопов противоположнаго ската оврага сильным ружейным огнем. Тут стали уже появляться первый жертвы боя, но не смотря на постепенно усиливавшийся огонь, передовыя роты на ходу сбрасывали ранцы, а некоторые и шинели и по прежнему суетливо без выстрела перебирались через овраг и, поднявшись на противоположный скат его, бросились к окопам с криком «ура». Турки в числе, примерно, баталиона отступили бегом в следующий тыловой ряд своих окопов и лишь полсотни фанатиков-смельчаков, отстаивая твердо первую линию окопов – были переколоты штыками. 2-й баталион, заняв окопы и открыв по отступавшему неприятелю редкий огонь, имел в резерве лишь две роты, так как остальныя две 5-я и 6-я во время штыковой схватки влились в цепь 2-й стрелковой роты. В это-же время 1-й баталион, прикрытый своей стрелковой ротой, продолжал наступление полуоборотом вправо по пересеченной местности, покрытой густыми зарослями и поэтому, значительно отстал. Командир полка, не видя 1-го баталиона, поскакал к нему. Медленность наступления произошла еще и потому, что этому баталиону пришлось оказать помощь батарее, переезжавшей на вторую позицию. Эта последняя, увидя себя закрытой 2-м баталионом, занявшим перед ея фронтом линию неприятельских окопов подивизионно переехала на другую позицию, заняв таковую у верховья Гривицкаго оврага в разстоянии примерно ¾ версты к северу от д. Гривица. Передовыя роты 1-го баталиона едва успевали следовать за батареей. Но в то время, когда второй дивизион готовился к переезду, а первый уже занял упомянутую позицию, то оказалось, что сей последний попал не только под неприятельский орудийный огонь, (неприятельская батарея стояла на прежнем месте у Иосгадскаго укрепления), но и под фланговый ружейный огонь с правой стороны. Не растерявшись от неожиданности, дивизион осыпал картечью турецкие окопы, откуда огонь скоро прекратился по артиллерийскому дивизиону и был направлен неприятелем против нашего 1-го баталиона, наступавшего правее батареи для атаки означенных окопов. Двигаясь с барабанным боем, по ротно в две лиши на сближенных дистанциях, под прикрытием взвода 1-й стрелковой роты (второй взвод прикрывал артиллерию с левой стороны, держа связь со 2 баталионом), 1-й баталион, бросился с большого разстояния на «ура». Турки в свою очередь с криком «алла» выскочили навстречу и, пользуясь длинным протяжением своей оборонительной линии начали охватывать баталион с обоих флангов, (артиллерия наша не могла стрелять, будучи закрыта ротами 1-го баталиона). Но едва началась рукопашная схватка зарвавшихся вперед наших и турецких смельчаков, как по всей линии турки, не переставая кричать «алла» повернули назад и отступили в безпорядке. Двигавшиеся сзади резервы их, отступили также. Заняв окопы, 1-й баталион открыл безпорядочную залповую стрельбу по отступающим. Когда неприятель скрылся в неровностях местности и стрельба прекратилась, то баталион начал устраиваться и развернулся по всей длине окопов в одну линию, имея в резерве одну лишь 4-ую роту. Потери наши во время этой атаки были несколько больше чем неприятельския, но зато он понес значительный урон при отступлении, отметив свой след сотнями трупов.

Видя издали успех 1-го баталиона, командир полка подозвал к себе командира этого баталиона подполковника Диаконова и, отдав ему лично приказание для дальнейшаго наступления, уехал ко 2-му баталиону, при котором все время уже и оставался, пока не был убит.

Смолкнувший на время артиллерийский дивизион, стрелявший картечью в турецкие окопы, атакованные 1-м баталионом, перенес беглый огонь на батарею противника, которая в свою очередь участила стрельбу, правда, не меткую. Снаряды ея по большей частью делали перелет. С прибытием вскоре 2-го дивизиона, наша батарея взяла перевес над неприятельской (турецкая состояла, кажется, из 4-х орудий), подбив у нея одно орудие, которое видели потом офицеры 2-го баталиона подпоручики Демченко, Косенко и др.; при дальнейшем наступлении, оно было брошено турками.

Но обратимся к действиям 2-го баталиона, на долю котораго выпала трудная и ответственная задача при последующем наступлении на протяжении почти четырех верст двигаться уступом вперед по очищенной от зарослей и кукурузы местности и все время прорывать под губительным огнем середину неприятельских оборонительных линий. С отъездом командира полка к 1-му баталиону, не долго устраивался 2-й баталион в занятых им без выстрела окопах. Сметливый и неустрашимо-храбрый командир этого баталиона маиор Ксирихи, заметив, что турки подводят с правой стороны подкрепления ко второй своей линии окопов, куда без особых потерь успели уже отступить и прежние защитники передовой линии, – повел лично свой баталион вперед, следуя сам за цепью 2-й стрелковой роты, успевшей на ходу отделиться от 5-й и 6-й линейных рот, смешавшихся было с нею, как сказано выше. Заметив решительное наступление 2-го баталиона, турки открыли бешенную стрельбу, но видимо не целясь, ибо почти все более чем полуверстное пространство, отделявшее oбе стороны, а равно еще большая полоса сзади засыпались дождем свинца. Свист летевших чрез головы пуль казался пчелиным роем. Потери наши становились все больше и больше, что замечалось по учащавшимся стонам и вскрикиваньям падавших жертв боя; но молодецкая 2-я стрелковая рота, предводимая любимым своим командиром поручиком Тарасевичем, наступала без остановок, отвечая неприятелю огнем на ходу. Линейныя роты в две линии, в развернутом строю, не отставали от стрелков. Это был единственный случай стройнаго, как на учении, движения в атаку; подобной картины больше уже не пришлось видеть ни на одном из боевых участков. Мало изменилась стройность баталиона даже тогда, когда, поднявшись на гребень открытой со всех сторон высоты, он был встречен, кроме фронтальнаго огня, фланговым ружейным слева и орудийным справа из вновь появившейся второй неприятельской батареи. По мере сближения барабаны начинали нескладно, порывисто бить, а им, как бы вторили визгливо-жалобные звуки турецких рожков. Но вот уже заалели в окопах верхушки красных фесок; стрелки приостановились и, выждав толчка 5-й и 6-й рот, бросились на «ура». Турки засуетились, заметались, вырываясь по одиночке то вперед, то назад, точно в неожиданном испуге и, огласив воздух заунывным «алла», бросились бежать и отстреливались, держа ружье на плече горизонтально, не глядя назад.

Наскоро все три передовыя роты залегли по наружным отлогостям насыпей и открыли одиночную частую стрельбу по отступающему, успевшему однако скоро скрыться от преследования огнем, благодаря имевшимся вправо кукурузным посевам и складкам местности.

Нужно удивляться способности турок быстро отступать, на ходу стрелять и весьма умело подбирать своих раненых и убитых. Это обстоятельство, подмеченное нами, отчасти объяснило первоначальное наше недоумение: почему потери турок почти всегда казались меньше наших и меньше ожидаемых по разсчету. В добычу атаковавшим достались десятки ящиков с патронами, галеты и баклаги с водой, на которую накинулись солдаты и офицеры, томимые жаждой. Передохнув немного, роты передовой линии начали разбираться, но едва поднялись из-за насыпей, как были осыпаны слева пулями во фланг. Роты опять прилегли. Глаз не различал яснаго очертания окопов, но лишь по дыму было видно, что слева отдельный группы неприятельских стрелков унизывали хребты, седловины и скаты их на крайне волнистой местности. То был, очевидно, правый оборонительный фланг. Видя потери, командир батальона выделил снова из строя перемешавшихся треть рот вторую стрелковую роту, которая, отодвинувшись несколько вперед и влево, разсыпалась и взяла в свою очередь во фланг безпокоившаго нас неприятеля. Командир роты поручик Тарасевич, как увлекающаяся натура охотника, стал с ружьем в руках, за ореховым деревом и будучи прекрасным стрелком намечал по выбору жертвы. Но спустя минут 5 не стало уже биться благородное сердце любимаго в полку товарища – он был убит пулей в голову. Несколько раньше разсказаннаго, именно в то время, когда 2-й баталион вел молодецкую атаку, на 2-ю линию окопов, командир полка, вернувшийся от 1-го баталиона, стоял на возвышении у шоссе со своим штабом и, заметив раньше других укрепленную позицию на правом неприятельском фланге к западу от деревни Гривица, откуда и обстреливался 2-й баталион во время и после атаки, – послал спешное приказание через адъютанта удлинить 3-му баталиону левый фланг боевого порядка, держась левым флангом шоссе. Спустя четверть часа маиор Барашев разсыпал 3-ю стрелковую роту в цепь, а сам, находясь при остальных 2-х ротах своего баталиона, переходил уже через северную окраину деревни Гривица. где пришлось 3-й стрелковой роте штыками выбивать засевшую в домах неприятельскую роту, которая по выходе из деревни, снова крепко залегла в ближайших за деревней окопах, но преследуемая настойчиво стрелками, была почти вся уничтожена. Это обстоятельство подтверждает и турецкий автор Таль-Эт в своем сочинении (стр. 17). То была храбрая турецкая рота Симскаго резервнаго баталиона. Все вышеизложенное произошло в исходе 8-го часа утра. 1-й баталион в это время успел продвинуться по густым зарослям еще несколько вперед и вправо, упершись правым флангом к обрыву оврага, по которому протекал левый приток Буковлекскаго ручья, но все же баталион этот оставался уступом сзади. Ему приходилось сдерживать попытки трех таборов атаковать во фланг нашу батарею, которая боролась уже с двумя батареями. К означенному времени полк не имел общаго резерва и растянулся в одну линию на протяжении почти двух верст. Общее управление ходом боя стало затруднительными Командир полка считал левый свой фланг обезпеченным высылкой 3-го баталиона, но видя остановку 2-го баталиона, помчался к нему и личным энергичным приказанием поднял его и повел на следующий трети ряд окопов, за которыми ясно виднелось укрепление (Иосгадское) и рядом с ним влево батарея. Баталион, не успевший еще разобраться в рядах, нестройно двинулся вперед учащенным шагом. Оставшиеся в строю офицеры приводили в порядок разстроенныя роты, потерявшия уже более четверти своего состава. Командир полка со своим штабом и командир баталиона находились между цепью и передовой линией. Едва баталион продвинулся на сотню шагов вперед, неприятель заметил атакующих и довел до крайняго напряжения не умолкавшую и перед этим стрельбу. Ружейную трескотню дополнял гул орудий, визг и грохот разрывавшихся снарядов. Надлежало же пройти более чем полуверстное разстояние по открытой местности, на которой, казалось, не было живого места, и каждый шаг наступающаго отмечался убылью строя. Но движение продолжалось, хотя медленнее уже прежняго: роты начинали останавливаться, залегать, подыматься и снова идти. 2-я стрелковая рота, с потерей своего командира, наступала нерешительно, слабо отвечая на огонь неприятеля, наконец, совершенно остановилась, будучи неожиданно встречена с левой стороны близким огнем из скрытаго раньше от ннаших взоров окопа. Заметив это командир полка подскакал к 5-й роте и двинул ее вперед на окоп, откуда, не выждав удара, неприятель бежал в разсыпную, после чего 5-я рота вошла в цепь, удлинив левый фланг. Одновременно с этим командир баталиона разсыпал и 6-ю роту в интервалы 2-й стрелковой роты, и наступление вновь началось под прежним убийственным огнем. К этому периоду боя относятся наибольшия потери с нашей стороны, особенно в штаб-офицерах – почти один за другим убыли из строя: ранеными – начальннк стрелков маиор Гринцевич и маиор Бельский, – убитыми: командир полка полковник Клейнгауз и маиор Цеханович. Все они пролили кровь на глазах 2-го баталиона. 

Полковник Клейнгауз

Вспоминая трагическую кончину храбраго полкового командира, удивляешься невольно тому самообладанию, какое проглядывало в натуре этого благороднаго человека и начальника. Будучи ранен первоначально пулею в шею, он вынул платок и спокойно сам перевязал свою рану, оставаясь в седле; но повязка не остановила крови и рана видимо безпокоила его; тогда он слез с коня, но едва коснулся одной ногой земли, как был поражен осколком снаряда в левый висок; последний глубокий вздох, как сожаление о чем то недоконченном; что собирался еще совершить, но жизни уже не стало... Одновременно с этим был также убит на правом фланге и командир 1-го батальона подполковник Диаконов, с потерей котораго, а равно за убылью многих офицеров, баталион несколько разстроился и по частям начал присоединяться к правому флангу 2-го баталиона. Итак за убылью пяти штаб-офицеров и почти трети обер-офицеров и нижних чинов, наступила критическая минута для нашего центра, тем более, что и 3-й баталион, находившийся уступом на левом фланге, также ослабевал, сдерживая натиск тройных сил неприятеля и повторявшиеся несколько раз атаки черкесской конницы, которая стремилась охватить левый фланг. Заметив наше замешательство, турки начали сами переходить в наступление: густыя, нестройныя колонны их, прикрытыя стрелковыми цепями, выдвигались из-за укрепления. Цепь 2-го батальона залегла и открыла частый огонь. Командир баталиона подполковник Ксирихи, подтянув к цепи 8 роту, которая вскоре и открыла безпорядочную залповую стрельбу, сам оставался при 7-й роте и решительными мерами приводил ее к порядку, ибо она, за выбытием из строя своего ротнаго командира капитана Буйвида, несколько разстроилась. Между тем турки уже были близко: начинались слышаться ободряющие их крики «алла» и затрубили сигнальные рожки. Казалось, огонь наш не остановит напора пяти таборов, чуявших, очевидно, победу и добычу. Прежнее робкое «алла» взрывом раздалось в груди фанатиков, и они бросились в штыки. Но в эту решительную минуту явилась на выручку наша батарея. Подобно урагану, она на карьере вынеслась к правому флангу и снялась на линии цепи. Не прошло и десяти секунд, как батарея окуталась облаком дыма и обдавала картечью в упор синия массы турок во фланг. Не преувеличивая можно сказать, что в каких-либо полминуты батарея разметала неприятельские баталионы. И лишь немногим смельчакам удалось добежать до наших штыков и погибнуть геройской смертью. Остальные же повернули и обратились в безпорядочное бегство, оставив на месте сотни неубранных трупов. Ободренныя роты 2-го баталиона с остатками 1-го, сплошной стеной в одну линию, бросились преследовать и через две-три минуты, без сопротивления турок, заняли Иосгадское укрепление и передовые его окопы, в коих было разбросано много ящиков с патронами; вблизи оставленной неприятелем батареи стояло подбитое орудие и два зарядных ящика. Трупы защитников, разбросанные всюду, осколки чугуна и взрыхленная снарядами земля, куски окровавленной, разорванной одежды и тряпок – дополняли картину разрушения. После полуминутной передышки маиор Ксирихи, при горячем содействии оставшихся в строю офицеров: штабс-капитана Терпиловскаго и подпоручиков: Демченко, Косенко, Шаталова, Городисскаго и других, подняв перепутавшияся роты, устремился к дальнейшему преследованию.

Осман-паша

Неприятельския батареи на время умолкли, ибо, вероятно, не успели занять новых позиций, да к тому же были закрыты своей отступающей пехотой. Но за то вскоре появилась с левой стороны новая, не из числа прежних, батарея и вела разбросанный огонь. Наша же батарея, делая короткие переезды по прежнему осыпала картечью редевший с каждым шагом строй бегущих. Занятие 3-го ряда окопов и дальнейшее преследование свершились в исходе 9-го часа. Одновременно с этим и 3-й баталион, действовавший отдельно на левом фланге, гнал также обезумевшаго врага. В означенном баталионе отличались хладнокровием и распорядительностью: маиор Барашев, штабс-капитан Сальков и прапорщики Суворов и Носалевский. Этот период, с момента появления на выручки нашей батареи, отчасти согласуется с описанием турецкаго автора Таль-Эта, который в своем сочинении на стр. 17 с 13 строки и на стр. 18 говорит о том, как безпощадно обстреливался артиллерией их правый фланг, как произошла кавалерийская, с нашей стороны атака, как началось после сего безпорядочное отступление, затем высылка Осман-пашой к Гривицкому оврагу полковника Саид-бека на подкрепление с полутора баталионами, выезд свежей батареи и, наконец, как началось общее по всей линии отступление, которое будто-бы прекратилось с открытием всеми батареями по наступающему огню и влиянием объявленной главнокомандующим через Тахира-пашу угрозы, что прикажет артиллерии стрелять по своим, если не возвратятся на прежния позиции. Все это будет, пожалуй, так, если сделать к сему три поправки: во-первых, никакой кавалерийской атаки на участке восточнаго отряда не было; ибо наш казачий дивизион не появлялся, была лишь произведена атака казачьим Донским № 9 полком на правом фланге севернаго отряда, но это было, значит, вдали от Янык-баира и Гривицких высот, почти в 4-5 верстах от сих последних. Очевидно, турецкий автор, наблюдая издали, ошибочно принял за кавалерию нашу лихую батарею, которая в полном составе орудий и зарядных ящиков выносилась на позицию. Внушительный вид такой батареи, мчавшейся к неприятелю на дистанцию прямого ружейнаго выстрела, легко можно было принять за атаку кавалерии. Во-вторых, отступление турок не так скоро прекратилось. Если описанное турецким автором безпорядочное отступление из третьяго ряда окопов приурочить к времени и разстоянию, как единицам измерения, то окажется, что в отношении последняго т. е. разстояния, отступление турок продолжалось с перерывами, правда, на пространстве почти около 3-х верст, а по времени, в том значении, что успех был вырван уже из рук неприятеля, отступление его длилось более двух часов, включая сюда, конечно, и неоднократныя попытки возвратить потерянныя позиции, о чем будет сказано ниже. Принимая в соображение свойственную туркам привычку употреблять мягкую форму выражения при описании своих неудач, можно из прочитаннаго сочинения указаннаго автора составить себе ясное представление о действительности. И в третьих, наконец, неверное показание Таль-Эта относительно неприспособленности позиции к обороне и неимение на них никаких закрытий. Ведь сам он противоречит себе, говоря в своем же сочинении на стр. 14-й о существовании 7-го июля Иосгадскаго укрепления на правом фланге, и затем на стр. 22 в выноске 4-й (1. Также на высотах ущелья вдоль дороги были возведены окопы (стр. 16) упоминает также о трех линиях окопов, коим, впрочем, будто бы не придавалось никакого оборонительнаго значения, выстроив их для одной лишь приманки русских, чтобы вернее завлечь их в трудно проходимую местность. Об этом умышленном желании завлечь русских, турецкий автор говорит, однако, не стесняясь в том же прибавлении. Также неверно его показание относительно оставленных 8-го июля на поле сражения 17 патронных ящиков. Ящики эти были оставлены Северным отрядом не на поле сражения, а далеко в тылу, а именно тогда (после отступления), когда, попав в углубленную узкую дорогу, которая обстреливалась фланговым огнем дальнобойных орудий, ничего не оставалось больше сделать, как выпрячь лошадей и бросить громоздкия ящики, так как передний из них опрокинулся и дорога закупорилась. Но возвращаюсь к продолжению разсказа. Перемешавшиеся роты 1-го и 2-го баталионов наступали по пятам отступающаго неприятеля: солдаты выскакивали, останавливались, стреляли и снова бежали. Нужно правду сказать, что это было уже не преследование, а скорее напоминало облаву – охоту на затравленнаго зверя. Турки уходили в свое последнее укрытие, отдельно стоявшее укрепление, туда, где на верстовой карте, приложенной к сочинению генерала Куропаткина, значится редут «Баш-Табия», что в створе редутов Гривицкий № 1 и «Сулейманъ-паша Taбия». Добежав до линии означеннаго укрепления, не прикрытаго с фронта стрелковыми окопами, неприятель из ближайших участков начал собираться в него по одиночке и кучками, между тем как остальная часть отступающих, раскинутая длинной безпорядочной линией, не думала уже о защите и по прежнему отступала.

Собравшиеся в укреплении части попробовали было оказать сопротивление, открыв огонь, но видя себя оставленными, обратились снова в бегство, пока не вышли из-под огня наших «Крынка». Достигнув укрепления, роты остановились на передышку после утомительнаго двухверстнаго преследовали и медленно начали разбираться, приходить в порядок, собирать патроны. Занять укрепление с открытой горжей не представлялось возможным; пришлось располагаться для обороны открыто, вне его. 3-й баталион также приостановился и начал устраиваться. Стрельба на время прекратилась; даже умолкла молодецкая наша батарея, ставшая уступом сзади укрепления. Неприятель скоро скрылся за ближайшим вправо скатом понижавшейся к г. Плевно местности. Было 10 часов. Солнце страшно жгло. Мелькавшия в раскаленном воздухе, точно пряди плававших паутин, придавали ему вид колеблющейся волны и рябили в воспаленных от зноя и пыли глазах.

Очертания города с его красными черепичными кровлями и минаретами виднелись неясно, хотя до окраины его оставалось не больше полуторы версты. Измученные четырехчасовым боем на пространстве почти 5 верст и томимые жаждой солдаты неповоротливо разбирались. Но не прошло и четверти часа, как неприятельския батареи появились снова с двух сторон – южнее и севернее города и начали метко бросать снаряды по занятой нами линии и вскоре за этим показались густыя пехотныя колонны турок, прикрытыя цепью стрелков. Засуетились и наши роты, раздались команды и напоминания беречь патроны. Несшийся со стороны турок сильный шум и гам возвещал приближение и степень решимости возвратить отбитыя у них позиции. Минуты ожидания и приготовлений с нашей стороны длились не долго. Батарея первая нарушила молчание и полетали снаряды; роты также открыли выдержанные залпы с 500-600 шагов, перешедшие затем в безпорядочную стрельбу. Турки как бы еще больше увеличили быстроту своего наступления. И снова начался невообразимый хаос, в котором слились в одно: и стоны, и дикое заунывное «алла», и трескотня ружейная, и гул гремевших орудий. Но вдруг заметно стало, что энергия наступающаго стала ослабевать: головныя части остановились, задния же продолжали движение и вскоре увлекли и передних за собой на некоторое разстояние, но, наконец, тоже остановились. Отчаянный взрыв «алла» и всколыхнулись вновь синия массы порывом вперед. Но прошло несколько томительных секунд и не хватило у врага сил выдержать наш губительный огонь в полосе 200-300 шагов, – неприятель повернул и начал поспешно отступать. Батарея преследовала шрапнелью, пока турки не скрылись, после чего она обратила свои орудия на две неприятельския батареи, под фланговый перекрестный огонь которых попала.

Отбив первую атаку роты 1-го и 2-го баталионов готовились к отражению второй. Началась разборка в рядах и собирание патронов, которых оставалось не больше 4-5 штук на ружье. Едвали можно было винить солдата, имевшаго на руках 60 патронов, в неразсчетливом расход таковых, ибо это был первый бой и притом продолжительный, в котором трудно было солдату, при отсутствии какого бы то ни было опыта, правильно соразмерять расход патронов с ожидаемой потребностью их. Пополнения же патронов из полкового обоза не было по вине заведывающаго орудием, который, въехав с ящиками в д. Гривицу, где-то затерялся и патронов к полку не подвез. По окончании же боя патронные ящики оказались на лицо. В виду ожидаемой вторичной атаки неприятеля, неимение патронов ставило обороняющагося в затруднительное положение и слово «нет патронов» подавляющим образом отражалось на разбитых нервах, но вскоре неописанная радость подняла снова упавший дух утомленных бойцов, – был найден способ заменять наши патроны турецкими, и это открытие всецело принадлежало сметке некоторых солдат, успевших во время первой атаки сделать опыты стрельбы из ружья «крынка» патронами «Пибоди». Надлежало лишь, зарядив ружье, два раза спустить ударник (боек), после чего в третий раз происходил уже выстрел. Скоро все солдаты приспособились к объявленному им способу пользования неприятельскими патронами и, сделав запас таковых, готовы были снова встретить ожидаемую атаку. Нельзя не отметить того отраднаго факта, что в строю остались некоторые раненые офицеры, продолжая руководить действиями подчиненных (подпоручики Демченко, Косенко и др.). Спустя полчаса неприятель начал опять наступать, укрываясь в складках местности, но уже прежней решимости не замечалось. Батареи турецкия, стрелявшия все время, как выше сказано, перекрестным огнем, замолчали с приближением наступающаго на разстояние 500-600 шагов. Подпустив турок еще ближе, роты открыли редкие залпы, перешедшие вскоре в безпорядочную трескотню.

Скорость заряжания затруднялась выбрасыванием гильз, которыя после выстрела раздувались и давали трещины. Турки, подбодряемые своими офицерами, прибегавшими даже к внушительным приемам, неохотно, лениво двигались; наконец, остановились и, заметавшись на месте, повернули назад, оставив на пути своего отступления много трупов. Вскоре после сего мaиop Ксирихи поднял свои роты и устремился преследовать отступавшаго в город неприятеля. Но не дойдя полуверсты до Плевны, он остановился, увидев, что на ближайших за городом высотах группируются свежие турецкие баталионы и передвигаются батареи. На улицах города замечалась суета, происходившая от скопления обозов, людей и животных. И здесь только, у окраины Плевны прошел тот пыл увлечения «не опоздать», который, так сказать, гвоздем сидел в голове каждаго с минуты выступления из д. Сгалунца. Стало ясно, что произошла какая-то печальная случайность, так как Севернаго отряда было не видно. Впоследствии оказалось, что отряд этот, начавший бой с разсветом и отбросившипй первоначально неприя-теля в смежную с городом котловину, вынужден был в исходе десятаго часа отступить, будучи подавлен несоразмерно большими силами врага. Было около 12 часов дня. Стрельба с обеих сторон прекратилась. Видя безуспешность дальнейшаго боя, командир батареи приказал отступать. С большим сожалением полк покидал занятыя потом и кровью позиции. Будь свежий баталион и появись со стороны «Радишево» казачья бригада, то участь Плевны была-бы решена.

После пройденнаго полуверстнаго пространства назад, неприятель начал преследовать редким орудийным огнем; пехота же его оставалась неподвижной. Пришлось принять при отступлении несколько новое направление на верховья Буковлекскаго ручья, имея целью сближение с д. Веронца, где по разсчету должен был находиться Северный отряд. Выйдя из сферы орудийных выстрелов, полк остановился на привале у опушки леса, что к северу от шоссе, где и простоял до 3-х часов дня.– Оставляя на время утомленный полк, приступаю к краткому очерку тыла его во время боя. На том, приблизительно, месте, где начал разворачиваться головной баталион, расположился перевязочный пункт в составе двух лазаретных линеек и двух врачей с 5 фельдшерами (в полуверсте от д. Гривица).

В начале 8-го часа начали уже прибывать раненые на перевязку: некоторых несли санитары, другие сами шли, помогая друг другу. Врачи усердно приступили к своей трудной работе, сделавшейся вскоре невозможной, так как число раненых постепенно увеличивалось; приходилось врачам оказывать свою помощь наиболее нуждающимся, предоставляя остальных заботе фельдшеров; между тем раненые все прибывали, дополняя преувеличенные разсказы своих предыдущих сотоварищей об ужасах боя. В начале 12-го часа на перевязочном пункте скопилось уже около 400 человек раненых нижних чинов и до 10 человек офицеров. Пульныя раны, за исключением ожогов, были почти все на вылет и большая часть их приходилась в среднюю часть тела от колен до груди. Раны же осколками орудийных снарядов замечались в верхней части тела, исключительно в голову и плечи. Неприглядная, тяжелая картина глухого стона, крови и мольбы о помощи – все расширялась и расширялась. Работы санитаров почти не стало видно; вероятно многие из них (6 человек на роту) были переранены или убиты; вследствие чего чаще и чаще встречались солдаты из строя, принося раненых и возвращаясь затем обратно. В начале перваго часа распространилась на перевязочном пункте паника, что полк разбит и неприятель наступает. Раненые встревожились и много потребовалось усилий успокоить их. В числе ободрявших был и полковой священник отец Иоанн, который незадолго перед этим возвратился с ноля сражения, где напутствовал умиравших. Лежавший на носилках маиор Гринцевич, подозвав к себе офицера, заведывавшаго перевязочным пунктом, приказал послать просьбу в Кавказскую казачью бригаду о присылке прикрытия. Бригада эта, стоявшая в начале боя на смежной высоте к Юго-Востоку от перевязочнаго пункта и затем вскоре куда-то передвинувшаяся, оказалась к описанному времени снова на прежнем месте, производя какие-то маневры. По облаку пыли видно было, что бригада рысью отходила назад. Написанную наскоро означенным офицером записку о присылке прикрытия вызвались доставить но назначению полковой казначей подпоручик Шеверня и полковой квартирмейстер поручик Савватеев 2-й. Вместе с тем, не разсчитывая на скорую присылку прикрытия, перевязочный пункт, сформировав собственное прикрытие из деньщиков, слабосильных и легко раненых, начал медленно отступать и останавливаться для перевозок у попадавшихся на пути источников с водой. Вызванные из д. Гривица болгары с вьючными животными оказали большия услуги по перевозке и переноске на себе раненых, многим из которых пришлось, однако, идти пешком и притом с ружьями. По прошествии больше чем получаса со времени отправления вышеозначенной записки, показалась вправо спускавшаяся с высоты одна сотня Кавказцев и, выйдя на путь отступления перевязочнаго пункта, остановилась, поджидая приближения сего последняго к ceбе. Бравый сотенный командир подъехал к офицеру, подписавшему записку и сказал, что с сотней своей он лоском готов лечь для зашиты раненых, но одной сотни недостаточно, и потому необходимо, чтобы вся бригара прибыла сюда. Хотя неприятеля, и не видно было нигде вокруг и выстрелов не слышно, но под впечатлением предложеннаго только что совета, тот же офицер написал карандашом на почтовом конверте и вторую записку на имя командира казачьей бригады следующаго, приблизительно, содержания: «присланной сотни недостаточно; прошу прибыть с бригадой отстоять наше отступление». Записка эта с вызванными из строя 2-мя казаками, на лучших конях, была отправлена по назначению. Отступление раненых продолжалось по дороге на д. Typcкий Трестяник. Но вот, заметно стало, что удалявшийся перед этим в сторону нашего отступления, столб пыли, начал приближаться и вскоре показалась красивая, стройная казачья бригада на взмыленных от зноя и маневров конях. Командир ея, отделившись вперед, подъехал к офицеру, от котораго были им получены записки и заявил, что он прибыл отстоять отступление, и что обе записки будут иметь значение документов при описании действий бригады. Вскоре бригада лихо развернулась на ближайшей влево возвышенности, приняв оборонительное положение. Орудия стали фронтом к д. Гривица. 

«Сколько времени занимала казачья бригада оборонительную позицию, точно неизвестно, но судя по некоторым данным – недолго, так как полковник Седлецкий, остановив полк на привале у опушки леса, послал офицера к командиру означенной бригады, как старшему в чине просить указании для будущих действий, после чего, спустя час, бригада эта и присоединилась к полку. Перевязочный пункт, продолжая отступление, встретил на пути разгруженныя повозки полкового обоза, высланныя заведующим хозяйством полка для перевозки раненых. Нужно заметить, что весь обоз в начале 12-го часа передвинулся из д. Сгалунца и стал на дороге из д. Гривица в д. Турский Трестяник. Около 4½ часов пополудни раненые начали подходить к стоявшему вагенбургом обозу полка и 13 летучего парка. Нельзя умолчать об одном весьма интересном факте, имевшем место в районе вагенбурга. В то время, когда еще не успели подтянуться отставшие раненые, а вагенбург готовился на случай обороны, проходили вблизи его 2 казачьих сотни, конвоируя около 10 повозок. Увидя их, командир 13-го артиллерийскаго парка полковник Пешков послал 2-х офицеров поручиков: К. и П. с приказанием, чтобы казачий дивизион остался при вагенбурге, но несмотря на повторенное приказание сотни не остались; при чем старший из командиров их объявил категорически так: «доложите командиру парка, что командир 2-й сотни Терскаго войска получил особое приказание от своего прямого начальника, и потому ничьих более приказаний исполнять не может». Непонятно, что было особенно ценнаго в десятке повозок, для прикрытия которых потребовалось вырвать из строя шестую часть боевого состава бригады. Парковый командир, видя безуспешность своих распоряжений, велел парку запрягать лошадей и двинулся вслед за казаками. Подобрав раненых и оружие на повозки, обоз полка около 6-ти часов вечера тронулся но дороге на д. Турский Трестяник, где и остановился для ночлега. Возвращаясь к тому времени, когда на привал к полку прибыла около 2-х часов по-полудни казачья бригада, остается сказать, что офицеры полка во главе с командующим полком просили командира казачьей бригады разрешить вернуться к Гривицкому оврагу взять ранцы или же послать за ними казаков, но просимаго разрешения не последовало; между тем крайне необходимо было взять для 6-ти рот, хотя-бы шинели, без которых впоследствии этим ротам пришлось сильно бедствовать. В 3 часа по-полуднн отряд двинулся к д. Сгалунца, откуда после непродолжительнаго отдыха, направился к д. Typcкий Трестяник, куда и прибыл в 9 ч. вечера. Начались взаимные разспросы о событиях истекшаго дня. Но постепенно начинало проходить возбужденное состояние и бивак сталь утихать. Наступила дождливая, холодная, темная ночь и прикрыла все. По прежнему лишь тревожили больной слух стоны раненых, из которых многим не пришлось увидеть утра, – в лихорадочной дрожи, ни чем не прикрытые, они окоченели. В полдень 9 июля были приведены в известность потери, при чем оказалось: в 13 ротах, участвовавших в бою, убыло из строя более 900 человек нижних чинов и 23 офицера; в батарее до 20 нижних чинов и 2 офицера. В казачьей бригаде потерь никаких не было.

Не вдаваясь в разбор тактических ошибок, присущих впрочем всякому бою, нельзя умолчать о том, что поведение полка в вышесказанном деле должно стоять вне всякаго упрека, так как об этом свидетельствуют и цифры понесенных потерь и отзыв самого врага, похвала котораго не может не считаться безпристрастной аттестацией. В дополнение к вышеуказанным выдержкам из сочинения офицера Генеральнаго Штаба Турецкой службы Таль-Эта, привожу еще одну последнюю выдержку: «что касается действий Костромскаго полка, то таковыя заслуживают высокой похвалы за неимоверную храбрость и стойкость, с которыми полк этот сражался впродолжение 4-х часов...» и т. д. (стр. 22). – Просматривая далекое прошлое из истории Костромскаго полка, невольно приходишь к выводу, что полк этот начал свою жизнь не под счастливой звездою. Сделав 12 кампаний и побывав в 80 сражениях и стычках, он каждый раз в короткий период войны нес огромныя потери, меняя нисколько раз заново свой состав и вдобавок при неблагоприятных условиях, либо он участвовал в таких сражениях, которыя оканчивались, хотя и в пользу нашего оружия, но лавры победы дробились, так сказать, между всеми частями и не подчеркивались особо заслуги полка, на долю котораго выпадали и ответственная роль и большия потери; либо находился в таких сражениях, которыя не считались удачными, и тогда, уже понятно, вовсе проходили безследно подвиги его.

Примеры сему: «Рущук – 22 июля 1810 года, Голомин – 14 декабря 1806 г., Кенигсварт и Бауцен – 7-го и 9-го мая 1813 г., Шато-Тьери и Монмираль – 30 и 31 января 1814 года, Черная речка – 4-го августа 1855 г., Гоф – 25 января 1807 г. и т. п.». В указанных сражениях потери полка были весьма значительны, так например, под Рущуком осталось в полку после штурма этой крепости: офицеров – 5, унтер-офицеров – 16 и строевых рядовых – 141. Ведь для того, чтобы быть способным на подвиг, нужно иметь решимость и умереть. В этом же отношении, как видно упрека не могло быть, но Рущук не был взят в тот день, и проявленная полком львиная сила у стен неприступной в то время крепости пропала безследно. После сражения при Шато-Тьери и Монмираль 30 и 31 января 1814 г. осталось в строю: офицеров – 8 человек, и нижних чинов до 150 человек. В арьергардных делах с 23 по 26 января 1807 г. у Янова и при Гоф полк потерял около 500 человек из своего неполнаго в то время состава; причем о стойкости полка при Гоф свидетельствовал известный своим безпристрастием Барклай-де-Толли, который, судя по его донесениям, видел лично картину боя, когда Костромской полк, стоявший сначала в резерве, очутился в первой линии, по случаю отступления передовых войск и был атакован конницей Мюрата, ворвавшейся на плечах нашего Ольвиопольскаго уланскаго полка в каре баталионов. Дословно приводимыя слова означеннаго военачальника были следующаго содержания: «Я имел прискорбие видеть гибель сих храбрых безподобных баталионов». Багратион иначе не называл Костромской полк, как «мой несравненный полк». Цифры потерь при Голомине, Кенигсварте, Бауцене, Черной речке и других пунктах красноречиво говорят о том, что Костромской полк был верен своему долгу.

По прежнему неудачником полк оказался и в последнюю Турецкую кампанию, ибо погибший на первом поле сражения храбрый командир не успел засвидетельствовать о доблести полка, а безмолвныя Плевненския высоты, облитыя кровью Костромцов, также не разсказали правдивую повесть былого.