Введенский С. Костромской протопоп Даниил: Очерк из истории раскола в первое время его существования.

Введенский С.

// Богословский вестник. 1913. – Т. 1. - № 4. – С. 844-854 (2-я пагин.).

КОСТРОМСКОЙ ПРОТОПОП ДАНИИЛ.

Очерк из истории раскола в первое время его существовании.

(Реферат, прочитанный на IV Областном Археологическом Съезде в Костроме).

Даниил Костромской. Икона. 2003 г. Иконописец И. В. Никольская (старообрядческая ц. Рождества Богородицы  в с. Дурасове)

В последние годы патриаршества Иосифа (1642-1652 гг.) под руководством царскаго духовника Благовещенскаго протопопа Стефана Вонифатьева, в Москве образовался кружок ревнителей благочестия [1]. Пользуясь своим личным влиянием на царя Алексея Михайловича, Стефан Вонифатьев внушил правительству мысль принять ряд мер к упорядочению богослужения, к сокращению пьянства, уличных игрищ со скоморохами, песнями и т.п. Духовным и светским властям различных городов был дан из Москвы относительно этого ряд грамот со строгим наказом и с разрешением употреблять против ослушников суровыя меры [2]. Разумеется, во многих местах эти предписания никакого действия на жизнь не оказали. Но кое-где, все-таки, они нашли себе отголосок среди тех представителей духовенства, которые и сами «стояли за благочестие», т.е. старались бороться с нестроениями религиозно-нравственнной жизни своей паствы. Так было, между прочим, и в Костроме [3], где надзор за церковной жизнью был поручен игумену Богоявленскаго монастыря Герасиму и соборному протопопу Даниилу. Относительно перваго из этих лиц мы имеем очень мало сведений, которыя характеризовали бы его со стороны нравоисправительных стремлений. По документам видно только, что игумен Герасим был человек довольно книжный и заботившийся об устроении своего монастыря [4]. Но соборный протопоп Даниил заявил о себе более определенно, а в последующее время получил довольно широкую известность за пределами Костромского края.

В полдень 28 мая 1652 г. на улицах Костромы появилась толпа, состоявшая, главным образом, из крестьян с. Селищ, Минскаго и окрестных деревень, которыя в то время принадлежали боярину Глебу Ивановичу Морозову. Крестьяне шли с песнями, с шумом, но они двигались не безцельно. Во главе их был поп села Селищ Иван и вел их за собою освобождать тех узников, которые были посажены за разныя безчинства в палату под соборною церковью. Расходившиеся буяны сбили замок и выпустили из заключения троих из своих собратий. Страсти разыгрались далее. Послышались угрозы по адресу игумена Герасима и соборнаго протопопа Даниила. Последний, опасаясь за свою жизнь, сперва ушел в собор, оттуда после заутрени скрылся на двое суток в Воздвиженском монастыре. Толпа искала его в городе и около собора, причем пришлось пострадать несколько тем лицам, которые часто показывались вместе с протопопом и разделяли его строгие взгляды на пьянство, игры и песни. Достигнув своей цели, крестьяне еще некоторое время оставались около церкви и вели себя столь же несдержанно.

Когда все успокоилось, протопоп Даниил написал в Москву жалобу, где подробно передал о всех своих злоключениях и нарисовал очень мрачную картину тогдашней религиозной жизни в Костроме. «Духовные отцы извещали нам, - говорит Даниил, - что дети их духовные к церквам в пение (в службу) с ножами приходят и у церковных дверей стоят и стоя на церковных порогах кричат в церковь отцам духовным и хотят отцов своих духовных ножами резать, а иные, увидя меня, протопопа, и иных добрых людей, поднимают их на задор и всякое скаредное дело в городе и в уездах делают, заводят мятеж и безчинство. И в тот мятеж, - разумеется происшествие 28 мая, - некоторые люди побиты до смерти, а которые биты на смерть; у соборной церкви скоморохи песни пели… Костромской воевода Юрий Оксаков и приказные люди мятежников не унимали и сами всякое безчинство делали, а нам, игумену Герасиму и протопопу, всякому добру не помогали и по государевым указным грамотам на безчинников и ослушниковлюдей не давали, а кого мы в безчинстве своею мочью возьмем к воеводе, приказные тех людей у нас в смиренье не принимали с тех людей посулы брали и их отпускали»…

Чтобы усилить вину своих обидчиков, Даниил заодно передает еще случай расправы с ним одного крестьянина, из вотчины Бориса Иванова Морозова. «25 мая крестьянин Лысковец Куземка Васильев с товарищами ночью стали песни петь на берегу Волги. И я вышел их унимать, а они меня на смерть били и скуфью сбили, и от этого удара я упал без ведома (без чувств). Потом с теми же людьми Васильев прошел к соборной церкви, и у воеводскаго двора били меня ослопом. И я в полчаса ночи велел сторожу ударить в колокол. Воевода вышел, но обороны мне не учинил. А крестьяне затем разбежались»…

Когда была получена в Москве эта жалоба, стольнику Еропкину поручили произвести подробный сыск в Костроме и в уезде о всех описанных Даниилом безчинствах. Допрошена была масса духовных и светских, и их показания составили обширное дело в 270 листов, хранящееся теперь среди документов Московскаго Архива Министерства Юстиции, только, к сожалению, с утраченными листами в начале и в конце. Более важные свидетели допрашивались отдельно. А посадские люди давали показания целыми группами, сотнями или улицами. Как и следовало ожидать, все низшее население – горожане, посадские жители и крестьяне безраздельно стали на защиту своих собратий, страдавших от строгости протопопа и игумена и отозвались полным неведением о происшедших безчинствах: «ничего не видели и не слышали» [5]. Некоторые из крестьян только добавили, что у протопопа с крестьянином Васильевым была ссора, причем последний подал об этом явку. А в чем именно дело, - им не ведомо. «На Костроме скоморохов нет, а которые наперед сего были, и ныне они на Костроме ж кормятся Христовым именем…».

Более содержательны показания духовных лиц. Они интересны именно не столько для выяснения всех подробностей события, сколько для характеристики отношений остального духовенства к протопопу Даниилу и его нраво-исправительным стремлениям. С этой стороны любопытно ознакомиться с некоторыми показаниями подробнее.

Настоятели Костромских монастырей: Запрудскаго, Подвязнаго, Воздвиженскаго и Ипатьевскаго тоже отозвались неведением, ссылались на то, что они «люди келлейные», «от города удалели», а Ипатьевский строитель добавил даже, что он и в городе на посаде года с 2 не бывал; некоторые были в отъезде. Как они слышали от самого протопопа, последний пострадал за то, что унимал крестьян от пьянства, а вместе с ним были побиты и те люди, которые ходили с ним «для поучения на добрыя дела».

Из духовенства Костромскаго собора и приходских церквей большая часть уклонилась от сообщения подробностей по делу, но в то же время и в своих интересах, и в интересах прихожан сделала возражения на некоторые пункты челобитной Даниила. «А на Костроме, - говорят священники, - скоморохов нету и у собора песней не певали; ходили по городу пьяных 5-6 человек и пели песни бесовския, а большого скопу не видали… И Игумену Герасиму и протопопу Даниилу на детей своих духовных мы не извещали, потому что тех детей духовных такова дурна и безчинства (как приход к церкви с ножами и проч.) к нам не бывало…». Показания духовенства относительно воеводы несколько смелее: воевода, действительно, по их словам, без протопопова ведома выпускал посаженных в смиренье, но брал ли он при этом взятки – не известно.

Эти сдержанные ответы ясно показывают, что в своем стремлении поучать прихожан на добрыя дела Даниил не встречал поддержки во всей массе Костромскаго духовенства и в ближайших к нему людях – соборянах. Нашлась только небольшая группа лиц из 4 священников и 1 дьякона, которые имели мужество заявить: «Богоявленскаго монастыря от игумена Герасима мы слышали, что боярина Глеба Ивановича Морозова крестьяне слугу монастырскаго Тимофея федорова били и его игумена бить хвалились, и он того убоялся, на патриархов двор для духовных дел дни с три ходить не смел, и в неделю седьмую по пасце на собор не ездил… Крестьянин Куземка Васильев с ярыжными у воеводскаго двора при воеводе Юрье аксакова протопопа Даниила ослопьем под бока сулями, и воевода и посадские, кои на тот шум сбежались, его, протопопа, Куземке подали и за него не стали… А то нам ведомо, что в городе и на посаде государеву указу пьяницы чинятца противны, в день и по ночам ходят, песни поют и сквернословят и всячески скаредно бранятся и безчинствуют, а кто они именно, того мы не ведаем…». Интересно отметить, что подписи этой группы духовенства, сравнительно с другими священниками, подвергавшимися допросу, отмечаются большей свободою и бойкостью: видно, что это были люди более книжные, возвышавшиеся над рядовою грамотностью.

Отдельно должно быть упомянуто показание Костромского соборнаго попа Павла. От него как от ближайшаго сотрудника протопопа Даниила, можно было ожидать наиболее обстоятельных сведений по делу. Но лишних подробностей относительно нападения на Даниила поп Павел не сообщил. Зато он нарисовал любопытную картинку уличных нравов тогдашней Костромы. «На Фоминой неделе во вторник, - показал поп Павел, - шеля после вечерни к себе, во дворишко. И как буду у Никольскаго мосту, что от Волги, и от нижняго кабака идет пьяница без порток в кафтанишке, а перед ним несут плошку вина. И он, пьяница, взошед на Никольский мост и близь меня пришед, подол свой поднял и срамной… наружу выставил: А для меня ли на задор он такое скаредное дело сделал или по своему пьянственному нраву, того не ведаю, и кто именно не ведаю…». Вот с таким безшабашным пьянством приходилось вести борьбу протопопу Даниилу.

Таковы данныя сыска. Так как конца дела не сохранилось, то мы не находим в нем ответа на вопрос, чем же закончилось это следствие [6]. Равным образом молчать о протоп. Даниил и местные Костромские документы. Но его дальнейшая судьба становится более интересной, и мы видим его далее уже в Москве, в том самом кружке ревнителей благочестия, о котором мы упоминали выше.

Протопоп Аввакум. Современная старообрядческая  икона.  Иконописец Ирина Никольская.

Протопоп Аввакум в своей автобиографии разсказывает о себе, что после столкновения с воеводой и жителями г. Юрьевца, он должен был удалиться из прихода и двинулся в Москву. «На Кострому прибежал, - говорил Аввакум, - ано и тут протопопа же Даниила изгнали» [7]. Нельзя не отметить поразительнаго совпадения в приемах деятельности членов кружка Стефана Вонифатьева: все они вели упорную борьбу с народными увеселениями и скоморохами. Аввакум передает о себе, что он особенно ратовал против скоморохов, а другой его сподвижник, Иван Неронов ходил даже в полночь сражаться с ними [8]. Такое строгое отношение к невинным, на народный взгляд, развлечениям, разумеется, особенно озлобляло прихожан, и ревнители, поневоле покинув свои паствы, в последние минуты патриаршества Иосифа собрались в Москве около своего руководителя Стефана Вонифатьева [9]. Но вот патриаршескую кафедру занял (с 25 июля 1652 г.) Никон. Когда он издал свою известную память о поклонах и сложении перстов, весь кружок ревнителей пришел в движение. «Мы с Даниилом, - говорит Аввакум, - написав из книг выписки о сложении перст и поклонах, и подали государю» [10]. Равным образом, Даниил участвовал и в составлении другой челобитной за Неронова [11]. Но новый энергичный патриарх принял ряд строгих мер против членов кружка. «После того, - разсказывает Аввакум, - вскоре схватил Никон Даниила, в монастыре за Тверскими вороты, при царе остриг голову и содрав однорядку ругая отвел в Чудов монастырь в хлебню [12], и муча много, сослал в Астрахань. Венец тернов на главу ему там возложили, в земляной тюрьме и уморили» [13]. В другом месте Аввакум называет Даниила священно-мучеником, пострадавшим за правоверие от Никона [14], а в «Винограде Российском» Даниил именуется «предивным», на ряду с Павлом, еписк. Коломенским и Аввакумом [15]. Вот эти отзывы показывают, что Костромской протоп. Даниил был одним из видных деятелей в кружке первых расколоучителей хотя подробности о его Московской жизни до нас не дошли [16], равно как и нет возможности определить, степень его участия в составлении упомянутых выше челобитных. В 1656 году Богоявленский игумен Герасим участвовал в суде над Иваном Нероновым [17], причем здесь несомненно вспоминалось и имя Костромского протопопа Даниила, который вместе с Герасимом начинал в Костроме борьбу с безчинставами и так печально закончил свою пастырскую деятельность…

С. Введенский.