БОРЬБА С КОНТРРЕВОЛЮЦИЕЙ

БОРЬБА С КОНТРРЕВОЛЮЦИЕЙ

Помещики и кулаки при поддержке меньшевиков и эсеров в начале 1918 года постоянно предпринимали попытки свергнуть Советскую власть. Весной и летом ожесточенная классовая борьба разгорелась в деревне. Деревенские богатеи, подогреваемые правыми эсерами, срывали заготовки хлеба, провоцировали население на выступление против Советов. Контрреволюционеры и уездах и волостях, оторванных от пролетарских центров, действовали далее агрессивней, чем в городах, находя себе союзников среди обиженных – помещиков, лишенных земли, духовенства, недовольного отделением церкви от государства.

Первые контрреволюционные мятежи вспыхнули в Солигаличе и Кологриве.

В Солигаличе еще в начале февраля местная интеллигенция, купечество, офицерство и духовенство развернули широкую антисоветскую агитацию. Кроме того, Солигалич служил местом скопления активных чинов царской полиции. С чужими и своими паспортами они съезжались в город и пробирались в уездный аппарат: на почту и телеграф, в городское и земское управление и даже в милицию. Во главе готовящегося восстания стоял царский офицер Дробышев – верный помощник известного ялтинского черносотенца генерала Думбадзе.¹

В городе пошел разговор о том, что Советская власть ведет к развалу России, к гибели христианской религии и что уездный Совет во главе с Вылузгиным уже решил реквизировать все церковное и монастырское имущество, снять с могил кресты и ограды, чтобы перелить их в земледельческие орудия. 26 февраля разъяренная толпа во главе с офицерами и членами союза русского народа, при поддержке духовенства, в первую очередь монастырского, двинулась к зданию Укома с требованием отменить реквизиции хлеба и разоружить Красную гвардию, которая, кстати, еще не была организована в Солигаличе. Председатель Совета Вылузгии, выйдя навстречу толпе, дал предупредительный выстрел в воздух и велел ей разойтись. Однако мятежники ранили и обезоружили его, а большинство членов исполкома избили и арестовали.

В Солигаличе установилась «новая власть», присвоившая себе наименование «Временного Совета», состоящего в основном из офицеров и духовенства. 27 февраля контрреволюционеры выпустили воззвание к населению, в котором сообщали о смерти председателя исполкома: накануне белые офицеры ворвались в больницу и закололи В. А. Вылузгина штыками. Они расправились с партийным и советским активом, издевались над членом Уисполкома Сафоновым, которого водили по улицам города раздетого и избитого с веревкой на шее. Узнав о происшедшем, Костромской городской комитет партии направил в Солигалич вооруженный отряд и чрезвычайную комиссию, которой было предоставлено право выявить организаторов мятежа и публично расстрелять их.² В соседних уездах на собраниях и сходах сформировались отряды Красной гвардии для подавления солигаличского мятежа. Крестьяне Костромской волости, например, постановили: «стереть с лица земли всех солигаличских контрреволюционеров и обратиться с призывом ко всем волостям уезда о поддержке».³

Первыми на помощь Солигаличу пришли отряды из Вологды и Буя. Вологодский отряд возглавлял будущий маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский.⁴ Временный контрреволюционный Совет в Солигаличе разбежался, просуществовав всего 7 дней.

28 февраля губисполком получил телеграмму из Наркомата внутренних дел. «О вооруженном сопротивлении Советской власти в местечке Пыщуг. Пыщугский заводской Совдеп доносит, что для восстановления порядка местных сил недостаточно. Необходимо срочно послать в Пыщуг вооруженную силу».⁵

Одновременно поступает сообщение о контрреволюционном мятеже в г. Кологриве. Созданная в январе Советская власть была еще неспособна противостоять контрреволюционным настроениям в городе. Красная гвардия, состоявшая в основном из необученных крестьян не имела никакого опыта борьбы. Неопытность партийного актива, членов вновь избранного Совета, растерянность красногвардейцев в этой ситуации серьезно сказалась на положении дел в уезде. Об этом красноречиво свидетельствует телеграмма, пришедшая в Москву: «Москва, Кремль В. И. Ленину.

Товарищ Ленин, спешно телеграфируйте в Кологрив можно ли убивать контрреволюционеров, грозящих убить Советскую власть. Мы в критическом положении. Я еду к Вам, спасая Совет. Страшное восстание, контр в трех волостях. Поспелов».⁶

Воспользовавшись слабостью исполкома, кологривские меньшевики и эсеры при поддержке местной интеллигенции, офицерства, гимназистов и бывших жандармов разоружили в казармах красногвардейский отряд, захватили оружейный склад, арестовали и избили членов уездного Совета.

На помощь кологривским большевикам пришли отряды рабочих красногвардейцев из Костромы, Галича Буя, которые без кровопролития ликвидировали беспорядки в уезде. Председатель ревкома Анохин 1 апреля телеграфировал во ВЦИК, что после ликвидации мятежа в Кологриве создан военно-революционный комитет, объявлено военное положение. В Кострому направлен под ревтрибунал тридцать мятежников. На местную буржуазию был наложен единовременный налог в два миллиона пятьсот тысяч рублей. В волостях прошла реквизиция хлеба по твердым ценам.⁷ 

В апреле в губисполком обращаются за помощь красносельские большевики. 22 апреля на площади села Красного местные кулаки под видом обсуждения продовольственного вопроса организовали контрреволюционный митинг, на котором провоцировали крестьян н переизбрание волостного Совета. Воспользовавшись этим, местные черносотенцы-монархисты стали призывать народ уничтожить Советскую власть и заменить ее в с. Красном старостой.⁸

Особенно тревожная обстановка создается в губернии в мае-июне 1918 года. Центральный Комитет партии эсеров направляет в Кострому для организации подрывной работы провокаторов, которые устанавливаю связь с местными меньшевиками и правыми эсерами. Для объединения сил в мае они заключают союз с не легальным «Обществом спасения России», державшим постоянную связь с такими же организациями во многих городах центральной России. В начале июня они спровоцировали кулаков Костромского уезда на «Крестьянский поход» в Кострому под лозунгами «свободной торговли и отмены хлебной монополии».⁹

Костромской горком большевиков принял самые решительные меры для предотвращения кулацкого «похода». На всех дорогах, ведущих в город, патрулировали рабочие дружины и работники милиции. Органами губчека главари правых эсеров и члены «Общества спасения России» были арестованы и переданы суду революционного трибунала.¹⁰

Но положение осложнялось тем, что весной и летом в нескольких волостях и уездах Советами руководили деревенские богатеи, выступавшие как левые эсеры. Так, в селе Шунга Костромского уезда кулаки разогнали волостной Совет и вместо него выбрали старосту.¹¹ Кулаки и правые эсеры 23 мая под лозунгами «Долой Советскую власть и хлебную монополию» пытались организовать митинг на центральной площади Костромы, требуя к тому же разоружения рабочих дружин и городской милиции.

26 мая рабочие боевых дружин костромских фабрик, аппарат губернской и городской милиции, заслушав сообщение Н. К. Козлова и Г. А. Буриченкова о контрреволюционном выступлении в Костроме, поклялись все, как один, встать на защиту Советской власти и потребовали от Костромского военно-революционного комитета ареста лидера меньшевиков А. Дьяконова.

В середине июня 1918 года Кострома оказалась в центре событий, организованных лидером правых эсеров Борисом Савинковым при поддержке англо-французских империалистов. По их плану в Архангельске был высажен англо-французский десант. Это вторжение хотели поддержать вооруженным выступлением левые эсеры, чтобы занять верхнюю Волгу с помощью французского десанта. Таким образом, с верхней Волги открывалась дорога для вторжения в Москву. Контрреволюционерам необходимо было захватить Ярославль, Рыбинск, Кострому и Муром. Вологду французы оставляли за собой. На эти цели империалисты выделили свыше 2 млн. рублей.¹²

Незадолго до ярославского восстания в Кострому стали прибывать антисоветски настроенные офицеры. На улицах, площадях и в ресторанах они вели себя крайне вызывающе, не скрывая своей враждебности Советской власти. В эти дни газета «Северный рабочий» писала: «Были темные слова, темные слухи. И наконец вспыхнуло темное дело...». Так костромичи узнали вспыхнувшем 6 июля в Ярославле контрреволюционно» восстании. В этот же день приказом по гарнизону Костромы были мобилизованы все рабочие боевые дружины фабрик и заводов, которыми стал командовать Василий Иванович Минохин.¹³

Опустели ночные улицы Костромы. По ним шагали патрули Красной гвардии и милиции. Расклеенные на стенах домов номера «Северного рабочего» предупреждали, что город объявлен на военном положении. В городе были закрыты все въезды и выезды. Чрезвычайный штаб организовал несколько разведывательных летучих отрядов, в которые вошли сотрудники ЧК, губернской милиции и уголовно-розыскного бюро. Такой отряд в начале ярославских событий перехватил баржу с продовольствием и двумя разобранными самолетами. Чрезвычайный штаб предложил летчикам перейти на сторону Советской власти, и вскоре эти самолеты вели разведку в районе Ярославля, помогая отрядам, ликвидирующим мятеж. Другой отряд чуть выше Костромы обнаружил пароход «Баян», шедший к ярославским мятежникам хотя, по бумагам, оба судна адресовались в другие места.¹⁴

На второй день восстания в Ярославле губисполком и губвоенкомат обратились с воззванием к боевым рабочим дружинам Костромы и губернии: «Ни один честный милиционер, будь то крестьянин, рабочий или красноармеец, не имеет права отказаться от защиты революции. Все те, кто откажется в эту трудную минуту от защиты, будет изменник и предатель революции. Со всеми предателями приказываю верным революционным воинам расправиться как с контрреволюционерами. Никакой пощады изменникам и врагам революции. Товарищи рабочие боевых дружин, в ружье! Социалистическая революция в опасности».¹⁵

В эти дни создаются новые боевые дружины на фабриках и заводах, улучшается организация военного обучения граждан при участии руководящего состава милиции. Боевая дружина горкома партии организуется в роту особого назначения для борьбы с контрреволюцией.¹⁶ «Правда» 9 августа 1918 г. отметила активность большевиков Костромской губернии в статье «Поголовное вооружение».

8 июля состоялось собрание городского партийного актива, которое одобрило действия председателя губисполкома Хитрова и губвоенкома Филатова, принявших экстренные меры для подавления мятежа в Ярославле и предотвращения выступления белогвардейских банд в Костроме.¹⁷

Организуется два штаба – Чрезвычайный революционный и Военно-оперативный. Для борьбы с мятежниками были направлены подразделение I Костромского советского полка, отряды дружинников из Костромы, Буя, Нерехты, Галича, 12-й батальон ВЧК (ВОХР), которые возглавили члены ВРК, чекисты, руководящий состав милиции. Металлисты и текстильщики одним отрядом под командованием Н. А. Огибалова героически разгромили мятежников в селе Диево-Городище, расположенном ниже Ярославля, на левом берегу Волги.¹⁸ Одним из первых в Ярославль прибыл отряд добровольцев в составе конного взвода Нерехтской уездной милиции под командованием начальника уездного управления милиции Л. В. Задворочного. Отряд выбил мятежников с железнодорожной станции Всполье и захватил важный в стратегическом отношении Московский вокзал. Это в значительной степени предопределило исход сражения.¹⁹ Конный взвод 12 батальона ВЧК занял позиции у железнодорожного моста и закрыл белогвардейцам путь отступления на левый берег Волги, где сражался костромской отряд под командой Н. А. Огибалова.

В боях с белогвардейскими мятежниками погиб видный деятель Костромской партийной организации, член исполкома городского Совета, комиссар I Костромского советского полка Г. А. Симановский, некролог о котором 27 июля 1918 г. напечатала «Правда».

Героизм костромичей, проявленный при подавлении мятежа, отметил в приказе командующий Ярославским районом М. В. Фрунзе: «Вам, проявившим в упорной и кровопролитной борьбе под Ярославлем высокую степень революционного мужества и дисциплины и кровью своей запечатлевшим преданность Октябрьской революции, от лица Советской власти приношу благодарность и преклоняюсь перед вашими подвигами».²⁰

Остатки разгромленных белогвардейцев группами и в одиночку уходили лесами вниз по Волге в Казань, к чехословацким мятежникам. Они огибали Кострому, избегая встречи с красными отрядами, патрулировавшими в окрестностях города, и выходили на Волгу к пригородным причалам, пытаясь на дачных пароходах добраться до больших волжских пристаней. Милиция проверяла и обыскивала всех пассажиров, следующих вниз по Волге, устраивала засады около дачных пристаней, задерживая подозрительных. Чрезвычайный штаб создал военно-полевой суд под председательством Н. П. Растопчина, чтобы не упустить скрывающихся от правосудия белогвардейцев. Через сорок лет в своих воспоминаниях Николай Петрович писал: «Вблизи пригородной дачной пристани «Козловы горы» была задержана группа лиц, ожидавших парохода. Задержанными оказались офицеры бывшей царской армии. При них были документы, изобличающие их в принадлежности к белогвардейской организации. Они признались, что активно участвовали в ярославском мятеже. Одновременно был задержан неизвестный человек, открыто дожидавшийся на пристани парохода. Он предъявил документ, в котором говорилось, что его владелец Радченко работал в петроградских советских продовольственных органах и оттуда был командирован в г. Рыбинск для проверки и налаживания продовольственного дела. Из находившихся у Радченко личных писем было видно, что он бывший офицер. Радченко объяснил свое нахождение на этой пристани тем, что боялся сесть на пароход в Костроме, где его могли арестовать и, не разобравшись, расстрелять. По его рассказу, в Рыбинске он оказался в то время, когда там контрреволюционерами была сделана попытка захватить власть в городе. Он сразу же ушел из него и, обойдя Ярославль и Кострому, хотел добраться до Москвы...

Дальнейшая судьба группы задержанных белогвардейцев была бесспорна: по приговору военно-полевого суда они были расстреляны. Но как быть с Радченко? На первый взгляд, его объяснение было правдоподобным, и, казалось, его можно отпустить. Но мы решили проверить его и посадили в тюрьму.

Через некоторое время выяснилось, что Радченко, бывший капитан Преображенского полка, принадлежит к семье крупных украинских сахарозаводчиков и является членом контрреволюционного центра. В Рыбинск он был направлен этим центром с заданием организовать в городе антисоветское восстание. Военно-полевой суд в Костроме приговорил Радченко к расстрелу».²¹

Особенно тревожной в Костроме была осень 1918 года, когда в разных концах губернии вспыхнули кулацкие восстания. Особенно опасным по размаху и упорству явилось ветлужско-уренское. В нескольких волостях Варнавинского уезда – Черновской, Топкинской, Карнавской, Семеновской и Вахрамеевской, которые в народе назывались Уренским краем, поднялись антисоветские настроения. В этом самом зажиточном крае на востоке Костромской губернии кулаки и офицеры оказывали сопротивление продотрядам, подстрекали население на массовые беспорядки по случаю учета хлеба.

Ошибки уездного и волостного исполкомов усугубили обстановку. Учет хлеба показал, что почти в каждой крестьянской семье есть излишки. Но подкупленная комиссия вместо изъятия излишков решила ввезти в Уренский край несколько тысяч пудов хлеба. Уренский волостной исполком, несмотря на постановление Варнавинского УИКА, не принял никаких мер по борьбе со спекуляцией хлебом, которая летом 1918 г. достигла небывалых размеров, и против самогоноварения.

Наконец, волостной Совет отбирал хлеб без разбору у середняка и кулака, не соблюдая нормы оставляемого хлеба, не наладив учет его при отправке в уезд. Как выяснилось впоследствии, председатель Уренского исполкома Рехалов и волостной комиссар Лебедев допускали грубые угрозы и рукоприкладство, превращая учет хлеба в обыкновенный грабеж от лица новой власти. Эти ошибки вызвали распространение антисоветских настроений и ввергли в контрреволюционное восстание широкие крестьянские массы. Правда, некоторые деревни и в этих условиях присоединились к контрреволюции лишь после карательных экспедиций мятежников, которые предавали «народному суду», т. е. просто отдавали на растерзание озверелой толпе работников советского аппарата, членов семей красногвардейцев. А правобережные волости так и отказались присоединиться к восставшим – лишь село Баки было «за мятежников» несколько дней.

26 августа к вожакам восстания из Ветлуги явилась группа белогвардейских офицеров. Они предложили «суходольскому царю» (так называли руководителя уренского мятежа) совместно захватить оружейный склад. В ночь на 29 августа контрреволюционеры захватили Ветлужский уездный исполком, где находился оружейный цейхгауз, и расправились с оставшимися в живых членами совета, чрезвычайной комиссии, красноармейцами и их семьями. Объединившись, контрреволюционеры объявили собственную мобилизацию в «добровольческую армию», село Урень провозгласили самостоятельным уездным городом, а Урень-край – уездом.²² Впоследствии они решили у станции Шарья перерезать железную дорогу и двинуть свои силы на юго-восток, в район Казани, чтобы соединиться с белочехами.

В связи с создавшейся чрезвычайной обстановкой на востоке Костромской губернии комиссар Ярославского военного округа М. В. Фрунзе издал приказ: «Немедленно примите меры к ликвидации вооруженного восстания в Варнавине, на какой бы почве оно ни проходило, использовав для этого весь авторитет власти и все имеющиеся в вашем распоряжении вооруженные силы. В случае необходимости предоставляю право непосредственно сноситься с другими уездными комитетами и губ военкомами. О ходе развивающихся событий доносите в Иваново-Вознесенск. Военком Ярославского округа».²³

19 августа решением Костромского губисполкома создается губернский чрезвычайный военно-революционный штаб в составе военно-политического комиссара Мгеладзе, председателя Костромского комитета партии Козлова, губернского военкома Филатова, председателя чрезвычайной комиссии Миничева и члена чрезвычайной комиссии Малинина.²⁴ По призыву партийных организаций на разгром белогвардейско-кулацкого мятежа отправились части I Костромского советского полка, Костромского территориального полка ВОХР, отряды Красной гвардии Костромы, Буя, Галича, крестьянские дружины восточных уездов губернии. Части, прибывшие на ликвидацию мятежа, принял под командование начальник губернского управления милиции Б. А. Угаренков. 18 сентября 1918 г. контрреволюционный Урень пал, кулацко-белогвардейский мятеж был разгромлен. Губвоенкомат телеграфировал Совнаркому: «Урень взят. Восстание ликвидируется. Организуются комитеты деревенской бедноты».²⁵

Значительная часть варнавинской бедноты и даже середняков не поддержала контрреволюцию, видя зверства и грабежи, которые ежедневно устраивали белогвардейцы, и после скорой ликвидации мятежа взялась за строительство новой власти. Партийные организации Советы извлекли серьезный урок из этих событий. В Варнавинский и Ветлужский уезды были посланы опытные партийные работники для разъяснения населению политики Советской власти, в короткий срок здесь были созданы органы милиции и крестьянские дружины, в организации которых самое активное участие принял Б. А. Угаренков.

В конце 1918 г. ЧК и милиция ликвидировали белогвардейско-кулацкий мятеж в Макарьевском уезде. Сохранилась память о том, как комиссар Галкин (будущий начальник губернской милиции) с тремя помощниками явился в восставшую Нижне-Нейскую волость и, собрав крестьян, так объяснил им положение, что сход вынес решение о полной поддержке политики Советской власти и решительном осуждении контрреволюционных действий кулачества. Иначе их встретили в Верхне-Нейской волости: кулаки захватили комиссара и его помощников и повели на расстрел. Галкин, видя, что среди мятежников большинство крестьян, обманутых кулаками, нa привале объяснил им бессмысленность контрреволюционных выступлений и предупредил, что если добровольно не сложат оружие, то все равно будут разгромлены. Несмотря на угрозы главарей, крестьяне поставили на голосование вопрос о дальнейшем сопротивлении и большинством голосов прекратили восстание и освободили комиссара и его помощников.²⁶

Большую роль в ликвидации мятежа сыграл конный отряд макарьевской милиции. Начальник губмилиции И. Я. Карро в своем приказе от 23 декабря 1918 г. по губмилиции писал: «Выражаю благодарность конному отряду макарьевской милиции за мужественное подавление кулацкого мятежа. Выражаю уверенность, что все члены советской милиции подобно макарьевским товарищам, в нужный момент также окажутся на месте положения и исполнят свой долг перед народным рабоче-крестьянским правительством».²⁷

Влияние контрреволюции пагубно сказывалось на деятельности советских органов, в том числе и правоохранительных. Меньшевики и эсеры в начале 1918 г., получив большинство на выборах, приступили к активной работе по разложению вновь созданных советских учреждений, пытались скомпрометировать их в народе.

На V губернском съезде Советов в прениях по докладу комиссариата юстиции отмечалось, что в его деятельности слишком много старого, «николаевского», что комиссариат состоит в основном из бывших чиновников и на него нельзя положиться в борьбе с контрреволюцией. Приводились примеры, когда по требованию комиссариата за незначительный проступок была арестована женщина с грудным ребенком. Это вызвало справедливое возмущение народа.

В следственной комиссии ревтрибунала заседало 4 бывших царских офицера. Не случайно по делу о разгроме Кологривского исполкома эта комиссия не нашла в действиях мятежников состава преступления.

И все же ЧК при содействии отрядов Красной гвардии и милиции во второй половине 1918 г. добилась значительных успехов по борьбе с контрреволюцией. Им удалось предотвратить готовящееся восстание в г. Костроме под флагом «Общества спасения России» (или «Двуглавого орла»), в состав которого входили бывшие царские офицеры. Многие из них были арестованы. Оставшиеся на свободе участники готовящегося выступления перекинули свою деятельность в деревню, где создавалась к этому времени наиболее благоприятная среда для контрреволюционной деятельности.²⁸

 Источники и литература:

1 – Октябрь в Костроме, 1957, стр. 65

2 – Там же, стр. 67

3 – А. Конокотин. «Очерки по истории гражданской борьбы в Костромской, губернии», 1927, стр. 20

4 – ПАКО, ф. 3215, д. 183, стр. 1-3

5 – Установление Советской власти в Костроме и Костромской губернии, 1957; стр. 292

6 – Ленинские документы о костромском крае, 1970, стр. 77

7 – Установление Советской власти в Костроме и Костромской губернии, 1957, стр. 298

8 – Там же, стр. 298

9 – На защиту революции, 1959, г., стр. 5

10 – Там же, стр. 6

11 –Северный рабочий, 1918 г., 15 апреля

12 – Голинков Д. Л. «Крушение антисоветского подполья в СССР», 1975 г., стр. 670

13 – Установление Советской власти в Костроме и Костромской губернии, 1957 г., стр. 318

14 – Октябрь в Костроме, 1957 г., стр. 99

15 – Во имя победы революции, 1984 г., стр. 67

16 –Октябрь в Костроме, 1957 г., стр. 97

17 – «Советская газета» № 113, 10 июля 1918 г.

18 – На защиту революции, 1959 г., стр. 30

19 – История советской милиции, М. 1957 г., стр. 75–76

20 – На защиту революции, 1959 г., стр. 30

21 – Октябрь в Костроме, 1957 г., стр. 74

22 – А. Конокотин. «Очерки по истории гражданской борьбы в Костромской губернии», 1927 г., стр. 32–38

23 – ГАКО, ф. 71, д. 62, л. 1

24 – Во имя победы революции, 1984 г., стр. 68

25 – ЦГАОР, ф. 293, оп. 4, арх. ед. 9, л. 388.

26 – Л. Помбрак, М. Синяжников. «Костромские большевики в борьбе за Советскую власть», 1957, стр. 86

27 – «Северная правда» № 246, 8 ноября 1975 г.

28 – А. Конокотин. «Очерки по истории гражданской борьбы в Костромской губернии», 1927 г., стр. 23