Кроль П. Бедный герой.

П. Кроль.

Бедный герой.

//Русское слово. Литературно-ученый журнал, издаваемый графом Гр. Кушелевым-Безбородко. – Май. № 5. – СПб: Типография Рюмина и комп., 1860. – Отд. III. – 59 с. [О Костроме: С. 46-52].

 Бедный герой.

...

 - Завтра в двенадцать часов утра. Там мы переменим пароход по мелководью, и вам придется прождать в Костроме до шести часов следующаго утра.

- Так значит мы совершим наше плавание не в трое суток, как объявлено, а более?

- Нет, на четвертые сутки вы непременно будете в Твери.

- Однако очень долго.

 - Что делать. Мелководье нынешним летом страшное. Пароходы по нескольку раз в день садятся на мель. Оттого мы ночью стоим на якоре. Иначе в третьи сутки вы должны были бы приехать на место.

Пользуясь разговорчивостью капитана и другие пассажиры закидали его подобными же вопросами; капитан отвечал на них с одинаковою любезностию.

Вид на Кинешму с Волги

Я не буду пересчитывать всех станций, которыя проходит пароход; скажу только, что Волга очень живописна, оживлена и пением бурлаков и массами движущихся барок, но далеко не представляет той особенности, которой ожидает путешествующий. Берега ея по преимуществу пологи и грунт их или глинистый или песчаный. Леса, окаймляющие поочередно то левый, то правый берег далеко не вековые. Правда, берега оживлены красивыми деревнями, но в переезд от Нижняго до Костромы нам не встретилось ни одного большаго селения. Города: Городец, Юрьев, Плесс, Пучеж, Кинешма и другие кажутся очень красивыми. В них множество каменных церквей, все больше стиля XV-го века, крайне однообразнаго. Очень хороши колокольни с узкими окнами в пирамидальной формы кровле, чрезвычайно оригинальной постройки, созданной русскими без заимствования. Впрочем я очень слаб в архитектуре и, может быть, ошибаюсь, относя эти колокольни к XV-му веку. Во всяком случае оне всегда переносят меня в старинную русскую жизнь. Это мнение и моего приятеля. Он сравнил даже их форму с ветряными мельницами, и мне кажется это сходство близким. Время переезда до Костромы прошло у нас в ужине, утреннем чае, завтраке, причем мы познакомились с одним землемером, ехавшим из Пучежа в Кострому. Когда мы с ним разговорились, он объявил нам с уверенностью, что мы в двенадцать часов не будем в Костроме.

- Отчего это? Спросили мы.

 - Оттого, что я с вами и сегодня пятница.

- Так что же?

- А пятница очень важный день в моей жизни, и притом самый несчастный. В пятницу я никогда не выезжаю, и если мне случится этот день быть в дороге, то я непременно жду чего нибудь неприятнаго. В пятницу я имел несчастие в первый раз поссориться с моим начальником, когда служил в колонно вожатых, вызвал его на дуэль, ранил. В пятницу был арестован графом Аракчеевым и в пятницу был отдан под суд. В пятницу же объявлена мне была конфиграция о моем разжаловании в солдаты. В рятницу я потерял жену. Словом все важные и неприятные случаи в моей жизни были в пятницу. Посмотрите, и сегодня не будем в двенадцать часов в Костроме. И в самом деле Пятница, как прозвал землемера мой приятель, был прав: мы вместо двенадцати часов, за противным ветром приехали в Кострому только в три часа.

Набережная Костромы. Дореволюционная открытка.

Только что успели кинуть якорь, мы с приятелем поспешили на пристань и, едва переводя дыхание от крутаго подъема, добрались до набережной. Повернули в аллею, окаймляющую берег Волги и пошли куда глаза глядят. Дойдя до площади, замечательной тем, что к ней сходятся все главныя улицы, - мы остановились у монумента Ивану Сусанину.

Не знаю, почему коснувшись костромской почвы, я проникнулся каким-то особенным чувством до тех пор мною не испытанным. Я, казалось, окунулся в древнюю русскую жизнь, и перенес себя за 250 лет назад, к длинным кафтанам, шапкам мурмолкам, безконечным обедам, к юродивым, и, смотря на моего спутника в платье служилаго человека, я был готов поверить, что я в годуновской Костроме. К этому еще как нарочно встретился нищий в роде юродиваго, с длинной бородой клином и с коротко выстриженной головой. Шли же мы по берегу, кажется еще мало изменившему свою физиономию со времен царя Бориса или Михаила Феодоровича. От левой стороны была также Волга, те же пологие берега, лежат те же пески, что и за двести лет назад, а на правую сторону я не хотел смотреть, чтоб не впасть в действительность. Окольными и немощеными улицами, чтобы еще больше поддержать нашу иллюзию, выбрались мы на площадь и остановились перед монументом. Я оглянул со всех сторон пирамиду и стал внимательно разсматривать бронзовый бюст царя Михаила Феодоровича.

Сусанинский сквер. Дореволюционная открытка.

Бюст сделан с портрета царя в молодости. Лице царя необыкновенно приятно. Царь представлен юношею, каким он был при избрании на царство. На пьедестале, обращенном к площади, барельеф представляет Сусанина в лесу, окруженнаго поляками. Очень много покорности жребию в лице Сусанина и очень смело сгруппированы поляки. Имя художника мне не известно. Бюст Михаила Федоровича лицом обращен к площади, где гостиный двор. На другой стороне площади сосредотачивается вся административная деятельность Костромы.

Мы взяли извозчика, чтобы ехать в Ипатьевский монастырь, увидать место, где большую часть своей юности провел Михаил Федорович, почти заточенный Борисом Годуновым.

Мы проезжали по улицам вообще очень хорошо обстроенным, где заметен искусный топор галичанина в резьбах и украшениях окон. Издали видели Богоявленский монастырь, самое древнее здание Костромы; стены и башни и даже самая церковь поросли мохом и почти развалились. Нынче их переделывают.Выехали на набережную реки Костромы в виду прекраснаго дома г. Шипова, где помещается и его механический завод. На реке стояли оконченные пароходы. Мы подъехали к перевозу и чрез десять минут вступили в ограду Ипатьевскаго монастыря.

Ипатьевский монастырь. Фото И.Ф. Барщевского.

Монастырь стоит при впадении реки Костромы в волгу; при нем особая слобода, довольно хорошо обстроенная. Странно бы было, если бы в Костроме не было красивых изб.

Мы вошли в ограду. Прежде всего нам представился пирамидальный столб на монастырском дворе. В него вделана доска, которая гласит, что монастырь основан мурзою Четом в 1330 году, родоначальником Бориса Годунова, и что монастырь обязан своим благолепием щедротам царя Бориса и его матери, инокини Садукеи. Мы бегло осмотрели церкви. Главная цель нашей поездки была видеть келью царя Михаила.

Палаты Романовых в Ипатьевском монастыре. Фото С.М. Прокудина-Горского.

Услужливый казначей ввел нас в терем царский, очень мало отличающийся архитектурою от обыкновенных монастырских построек. Стены его снаружи покрашены разноцветными красками, в виде шахматной доски. На окнах почти нет вычурной шаблонной работы. Лестница в терем каменная с кирпичными сплошными перилами. Окна в роде амбразур. Все комнаты заново выкрашены голубою, желтою и зеленою масляною краскою и в них очень пусто. В одной на стенах мы увидали портрет патриарха Филарета и царя Михаила, уже в совершенных летах. Говорят, что эти портреты современны своим оригиналам. В другой большой комнате повешены на золотых рамах собственноручныя подписи лиц ныне царствующаго дома, свидетельствующия о посещении ими терема.

На замечание мое отцу казначею, что мебель совсем не современна царю Михаилу Федоровичу, он мне отвечал, что она была поставлена к приезду императрицы Екатерины II, во время ея знаменитаго путешествия по России. К этому времени надо отнести и вообще все ремонтныя исправления терема. Стулья и кресла, я думаю, конца восемнадцатого столетия. Обиты они очень замечательной кожей с золотыми и серебряными цветами на подобие парчи. Я думаю, только одна обивка и современна царю Михаилу.

Изразцовая печь в палатах Романовых.

Одне только вычурныя изразцовыя печи гласят о совей древности и дают понятие о степени грамотности того времени. Изразцы, как и везде в старинных русских зданиях. Голландского образца с символическими изображениями, надписями голубою краскою. Время не позволило мне записать все надписи, явственно сохранившиеся на изразцах. Однако я записал некоторыя, свидетельствующия о духовно-философическом направлении, господствовавшем в то время; например: нарисован в очертаниях гроб в облаках и внизу надпись по русски: «Аз ничего вящаго от Бога не желаю».

Представлен маяк с крестом наверху или церковь, и надпись: «светит землю и морю». Другия просто сиволическия, например: «представлено дерево без листьев с надписью: «Аз лучше прозябну».

Или: от многаго потирания происходит огонь.

Или: представлен рак с подписью: «Так идее моя любовь».

Все печи, как делалось в старину, с лежанками.

Было поздно, а потому мы не хотели более задерживать услужливаго отца казначея и вышли из терема. Мне хотелось еще взглянуть на старинный двор, откуда был прежний въезд в монастырь. Двор окружен крытыми галереями поверх стен, почти развалившихся. По обеим сторонам двора лежали кучи разломаннаго и развалившагося кирпича, и все свидетельствовало о древности и тлении. Только пара павлинов оживляла криком заснувшую и мертвую окрестность. В душе моей пронеслись образы исчезнувших деятелей и грустно представился образ царя Бориса. Мало осталось следов его истинно царского величия. Даже одинокая могила его в Троице-Сергиевской лавре не сохранила его имени, которое когда-то было вырезано или выделано на камне около фундамента. И так как гробница год от году все более и более садится, скоро исчезнут и последние знаки, напоминающие о существовании знаменитаго человека. Я вышел из ограды Ипатьевскаго монастыря в самом приятном расположении духа. Наконец я видел то место, которое особенно занимало меня в детстве, когда я слышал оперу «Жизнь за царя» или читал думу: «Иван Сусанин». На той же лодке переправились мы на другую сторону, сели на дрожки и приказали везти себя за город на гулянье, по случаю ярмарки.

Еще издали песни и стук экипажей дали нам знать, что народу на гуляньи не мало. И в самом деле, в сосновой рощице, по песку, с трудом тащилась линия экипажей. Тут мы увидели старинные рыдваны четверкою, с двумя высочайшими лакеями на запятках, в допотопных ливреях, толстых купчих в пролетках и тарантасах и юных купчиков в беговых дрожках на лихих рысаках. Все это кружилось около поляны, на которой были построены шалаши, палатки, питейныя выставки. Гулянье по своему характеру не представляло ничего оригинальнаго. Пьяных было не мало. Множество зевак толпилось около огромнаго балагана без крыши, откуда должен был подняться воздушный шар. Пользуясь прохладой вечера, мы согласились пройти пешком назад в город, и, хорошенько уставши, переночевать в одной из гостиниц.

Дорогою нас то обгоняла, то давила толпа возвращавшихся с гулянья.

Проходя мимо одного дома, мы несколько остановились. Окна были отворены, сторы не спущены и в освещенной комнате сидела дама за фортепьяно, а подле нея стоял молодой человек со скрыпкою. Ни толпа зевак, ни говор на улице, ни безцеремонность слушавшей публики, казалось нисколько не безпокоили артистов. Они продолжали играть, не замечая как многие из зрителей безцеремонно влезли на периллы балкона и едва не вошли в разстворенную дверь.

Мне понравилась эта наивная или умышленная простота нравов.

- Это называется Bonheur domestique, прибавил мой приятель, или в переводе – лакейское счастье: посмотри на фигуру и лицо играющаго на скрыпке, совершенный лакей. А одет он даже хуже меня. Кто знает. Может быть под грубою оболочкою у него скрыт огромный музыкальный талант. Играет с чувством. Очень складно идет дуэт.

Артисты играли вариации на русския песни. Вероятно потому толпа так долго и жадно слушала. Мы постояли еще несколько времени, концерт не прекращался, а толпа на улице все более и более росла. Мы однако же не дождались окончания концерта, потому что свежий воздух расположил нас на аппетит.

Торговля в Костроме

- Пойдем , поищем где-нибудь трактира, чтобы поужинать, сказал мне мой приятель.

Не доходя до площади, мы увидели вывеску: «гостиница для приезжающих».

Вошли.

Во всех коридорах было пусто и довольно грязно.

Мы спросили, где общая зала.

Общей залы нет, а не угодно ли взять отдельный нумер.

 - Ну отведи его нам. Там кстати и переночуем.

Отворили дверь в пустынной нумер, осветили сальною свечею, и нашим глазам представилась комната с чудовищными диванами, покрытыми какою-то грязною шерстяною материей.

- А где же кровать, спросил я.

- А вот здесь, за ширмами.

На кровати лежал грязный тюфяк без одеяла и подушки.

- А белья и подушки не полагается? Спросил мой приятель.

- У нас господа всегда приезжают с своим бельем, а потому мы белья и не держим, ответил нумерной.

- Хорошо. Принеси нам ужинать.

Мы заказали два блюда: живую стерлядь в кострюле, так называемую: а-ла-рюсь (a la russe), и вечный классический бифштекс. Подали нам довольно сносно.

Ночевать мы не решились, а отправились на пароход, где нашли всех пассажиров в глубоком сне. Был второй час утра и пароход на другой день должен был тронуться в шесть часов.

Утром, при нашем пробуждении, пароход летел на всех парах и некоторые из пассажиров завтракали.

 - Мы скоро будем в Ярославле, сказал мой приятель, взглянув в маленькое окошечко.

 - Да к двум часам, ответил ему господин весьма приличной наружности в шинели, спереди широко подбитой бархатом.

- Вы вероятно из Костромы, прибавил мой приятель, обратившись к незнакомцу.

- Да, я постоянный костромской житель и тамошний помещик.

- Скажите пожалуйста, неужели костромичи так мало требовательны, что довольствуются своими грязными гостиницами, сказал мой приятель.

- Да гостиницами мы не можем похвастаться, однако в них хорошо кормят, хотя и нет большой чистоты. Но ведь у нас мало проезжающих; прилив бывает только во время выборов, и тогда всякий запасается всеми необходимыми вещами. Согласитесь сами, из чего же хлопотать содержателям гостиниц: Кострома стоит почти совсем не на тракте: проезду мало; а в туземцах не развит еще вкус к комфорту. Вы еще встретите у нас четвероместные рыдваны домашней работы с высочайшими козлами, четверней или шестерней пугом. Да и в жизни нашей еще много чудовищно-стариннаго. Далеко ли от нас Ярославль, а там совсем другое. Там даже есть аристократическое общество, скучное и замкнутое.а мы живем по-русски, всем рады, и званым и не званым, потому мы и живем пошире, хотя и семейно, значит не нуждаемся ни в гостиницах, ни в воксаллах.

 - Знаете, костромская гостиница напомнила мне Владимир в тридцатом году, даже расположением комнат и убранством, с тою разницею, что во Владимире я сделал необыкновенную встречу и знакомство, сказал мой приятель. Эта встреча так интересна, что я не боюсь надоесть вам моим рассказом.